Читать книгу "Небо без звезд - Джоан Рэнделл"

– Ну что ты, mon chéri[9], – вмешалась матрона. Затем она отхлебнула шампанского и продолжила: – Не будь так жесток к бедным работникам. Быть может, они просто устают. Или им требуется чуть больше нашего внимания, моральной поддержки, уверенности, что мы о них заботимся?

Она сдула колечко темных волос, вывалившееся из башни тщательно уложенных локонов на макушке.

– Надо послать им ящик этого прекрасного gâteau[10]. – Супруга патриарха ковырнула ложечкой гигантский трехслойный бело-розовый пудинг и щедро зачерпнула его. – Вы согласны, Марцелл?

Юноша, не ожидавший, что к нему обратятся, едва не подавился непрожеванной булочкой.

– Хорошо бы, мадам матрона, – выдавил он.

Матрона, наклонившись, принялась с ложечки кормить gâteau премьер-инфанту Мари, сидевшую рядом с матерью. Шелковые ленточки в темных кудряшках девочки блестели под струившимся в огромные окна сол-светом.

– Глупости, chéri, – снисходительно упрекнул жену монарх. – Если ты пошлешь gâteau на одну фабрику, тебе придется потом посылать его и всем остальным рабочим тоже. Если, конечно, не хочешь спровоцировать бунт. Это же азбука политики, как говаривал мой покойный отец.

Он заговорщицки переглянулся с дедом Марцелла:

– Вот почему никак нельзя доверять планету женщине, не так ли, генерал?

Юноша перехватил презрительный взгляд, брошенный матроной на мужа, но она тотчас прикрылась бокалом. Ее поздний завтрак в основном сводился к шампанскому, да и остальные приемы пищи, как подозревал Марцелл, – тоже.

Не замечая взгляда супруги, патриарх повернулся к дочери и заворковал:

– Речь не о тебе, малютка Мари, ты-то умнейшая девочка на всей Латерре и в один прекрасный день непременно станешь превосходной правительницей.

Он громко чмокнул губами, изобразив поцелуй, к которому малышка, впрочем, осталась совершенно равнодушной.

Марцелла всего несколько месяцев как допустили к трапезам в обществе правителей, и юноша до сих пор чувствовал себя напряженно и неловко. Не только оттого, что приходилось смотреть, как патриарх набивает рот едой, а матрона упивается до меланхолического бесчувствия, но и потому, что он плохо представлял, как здесь необходимо держаться. Как сидеть? Куда девать руки? В этом зале он ощущал себя ребенком, на которого невесть зачем напялили неудобный мундирчик и велели не мешать взрослым. Будущему (всего лишь будущему) командору Министерства не полагалось иметь свое мнение. Ему следовало сидеть с непроницаемым видом и мотать все на ус, чтобы со временем научиться вносить собственный вклад в беседу. А он вечно отвлекался, уходил в свои мысли. Особенно сегодня.

«Твой отец умер».

– Ах ты, маленький чертенок! – Голос матроны вернул Марцелла в банкетный зал. Премьер-инфанта влезла на стул и топала ножками. – Как это ты умудрилась сюда забраться? Ты ведь знаешь, maman не любит, когда ты лазаешь. Мы не хотим, чтобы ты ушиблась.

Матрона потянулась к дочке, но малышка уже спрыгнула со стула, ухватила со стола две титановые ложки и зазвенела ими друг о друга. Мать шумно вздохнула и допила шампанское.

Генерал д’Бонфакон прокашлялся и снова обратился к экрану:

– Спад в производстве наблюдается также и на хлебозаводе, но с этим мы планируем справиться путем…

– Ох, все фабрики да заводы! – снова перебила генерала матрона. – Только о них и говорим. Как же это скучно! Скучно, скучно, скучно! А вы… – она погрозила пальцем генералу, а потом и столу перед ним, – все возитесь со своим глупым телекомом. Не выношу этих отвратительных устройств за едой. Это так развращает! Ужасно, вульгарно! Техника – для слабых умов. Только те, кому не хватает собственных мыслей, обращаются за ними к машине.

Марцелл засмотрелся в окно. Как главе Министерства и главному советнику патриарха, генералу д’Бонфакону, а заодно и его внуку полагались особые привилегии. Например, они жили в Большом дворце, где им было отведено целое южное крыло. Между тем как все прочие представители второго сословия довольствовались разбросанными по всему Ледому манорами поменьше и, разумеется, не такими роскошными.

Марцелл с детства привык к прекрасному виду на сады Большого дворца. Но сегодня они казались ему темнее обычного, несмотря на искусственный сол-свет, изливавшийся с теленеба.

– Ma chérie, – вмешался между тем патриарх, – оставь бедного генерала в покое. Телеком нужен ему только для отчета. Ты же знаешь, иначе он не явился бы в банкетный зал с этой уродливой машинкой.

– Мадам матрона, – тихо и мягко заговорил дед, – должен вас предупредить, что из-за упомянутых производственных неполадок на день рождения премьер-инфанты на следующей неделе может не хватить сладких хлебцев.

Словно бы темная туча, застилавшая небо вокруг Ледома, проникла во дворец и бросила тень на лицо матроны. Она сощурила темные глаза, возмущенно свела брови, недовольно раздула ноздри.

– О Латерра, как прикажете это понимать? – И, не дожидаясь ответа, супруга патриарха яростно тряхнула головой, отчего башня ее прически перекосилась. – Сие нестерпимо! Генерал, немедленно отправляйтесь на этот ваш хлебозавод и скажите этим лодырям, что…

– Ну-ну, ma chérie. Не волнуйся так, не то наживешь себе морщинки. Ты же не хочешь ослабить действие омолаживающих инъекций, а? – Патриарх потрепал жену по руке. – Будут нашей Мари сладкие хлебцы на день рождения, непременно будут. Об этом генерал д’Бонфакон позаботится лично.

Заслышав разговор взрослых, премьер-инфанта еще громче зазвенела ложками.

– Деньожденья, деньожденья! – радостно выкрикивала она.

Матрона вскинула руку ко лбу и умоляюще прошептала:

– Прошу тебя, ma petite[11], помолчи немножко.

Но девочка слишком разошлась, чтобы сразу остановиться. Она подняла ложки над головой и раз за разом звенела ими, топая в такт ножками.

– Надетта! – хором вскричали матрона и патриарх.

Почти в ту же секунду в зал влетела гувернантка с тарелочкой нарезанных ломтиками фруктов. Лицо ее разгорелось, рыжеватые волосы растрепались.

– Простите, мадам матрона. Я ходила на кухню за персиками для мадемуазель. Она все утро проси…

Взмахом руки матрона заставила прислугу замолчать и, зазвенев множеством титановых колец, указала ей на дочь. Умолкнув, Надетта поклонилась и шагнула к малышке, желая ее успокоить.

Но Мари решила, что игра продолжается. Взвизгнув, она понеслась кругами по залу, бренча на бегу своими ложками.