Читать книгу "Дневник моего исчезновения - Камилла Гребе"

Я буду скучать по айсбергам. Им и древнему поселению Сермермиуту, которое мы посетили сегодня.

Я прижала ладони к круглым камням, которые миллионы лет шлифовал исландский лед, и пыталась представить жизнь в долине: поколения за поколением инуиты жили здесь, не оставив после себя следов, – в отличие от нас, современных людей, оставляющих после себя неизгладимый отпечаток везде, куда ступит наша нога.

Завтра утром мы возвращаемся в Швецию.

Я обожаю это место. И был бы у меня выбор, осталась бы здесь навсегда. Проводила бы долгую темную зиму при свете очага.

Но выбора у меня нет.

Надо возвращаться. Отпуск закончился. На две недели раньше намеченного срока. Нам предстоит расследовать cold case – висяк в маленькой деревне около Урмберга. Там восемь лет назад обнаружили скелет пятилетней девочки. Дело снова открыто. Мы отправимся туда сразу по возвращении.

Жизнь: всегда есть место, куда нужно ехать, всегда есть кто-то, кто в тебе нуждается.

На этот раз это мертвая девочка в древнем захоронении.

Я смотрю на записи в дневнике и размышляю. Ханне пишет о девочке, которую нашли в могильнике восемь лет назад. Мне тогда было шесть лет, я мало что помню, но папа рассказывал, что Малин собиралась с друганами нажраться у могильника и ждать привидение, но вместо этого наткнулась на череп, когда писала в кустах.

Пытаюсь представить, каково ей было. Посреди ночи, при свете полной луны, обнаружить скелет. Пытаюсь, но не могу. Слишком абсурдно. Такое происходит только в кино или в других местах, может, в Стокгольме.

Но не в Урмберге.

Продолжаю чтение.

Я не хотела уезжать из Гренландии раньше времени. Мы даже поссорились. Точнее, я ссорилась, а П. куксился. Я спросила: неужели мертвая девочка ему дороже меня? Он сказал, что я в свои шестьдесят веду себя как ребенок. Что он ждал от меня понимания.

Шестьдесят.

П. говорит, что я красива. Но я не вижу ничего красивого в морщинах и дряблой коже. Но, с другой стороны, есть вещи и похуже старения.

Моя память например.

С каждым днем она все хуже и хуже. Наверно, надо бы позвонить врачу из клиники памяти, но мне не хочется. Они все равно ничем не смогут помочь. Лекарства, затормаживающие процесс, я уже принимаю. Больше ничего с моей болезнью поделать нельзя.

Я сидела на кровати и пыталась вспомнить, чем мы занимались днем, но не могла. Часы испарились из памяти, словно их смыло мощным растворителем.

Память – она как дрозд.

Врачи говорят, что у меня «хорошо сохранились когнитивные функции».

Слабое утешение, но хоть что-то.

Я КОГНИТИВНО ПОЛНОЦЕННА, несмотря на морщины, седые волосы и деменцию.

Но я бы не стала писать такое в объявлениях о знакомстве: «Шестидесятилетняя женщина с хорошими умственными способностями ищет спортивного мужчину для уютных домашних вечеров и долгих лесных прогулок».

Вчера: П., разумеется, заметил, что что-то было не так, но я ничего не сказала, когда он спросил. Лучше умру, чем расскажу ему. Да, я эгоистка, но я не хочу его потерять – мужчину, которого я люблю, чье тело я обожаю.

Я не знаю, чем все это закончится. Мое состояние ухудшается. П. не захочет быть со мной. Или не сможет.

Тогда я его потеряю.

Нет, П. не должен знать.

Кефлавик, Исландия, 21 ноября

В аэропорту. Ждем самолет в Стокгольм. Мы прилетели рано утром из Илулиссата в Нуук и оттуда в Исландию.

П. в радостном предвкушении. Он всегда такой, когда предстоит новое интересное расследование. Поразительно, что смерть человека может вызывать такой азарт.

Если честно, думаю, П. наскучило в Гренландии. Потому что иначе он не взялся бы с таким воодушевлением за это, в общем-то, заурядное дело. Это не просто cold case, это настоящий айсберг, холодный, как гренландские ледники.

Но П. воспользовался им как предлогом, чтобы уехать на две недели раньше.

Впрочем, я не возражаю. Возможно, в Урмберге тоже будет что-нибудь интересное.

П. читает протокол на ноутбуке. Я ем шоколад. Рассматриваю пассажиров. Гадаю, удастся ли мне еще хоть раз ждать у гейта самолета в дальние края.

Пора заканчивать. Объявили посадку.

Ночь.

Во время полёта мы попали в зону турбулентности. Стюардесса пролила кофе Петеру на колени. Она ужасно смутилась, всячески извинялась и пыталась вытереть пятно. Петер только улыбнулся и заверил ее, что все в порядке.

В это мгновение…

Я видела это у Петера в глазах. Видела, как он смотрит на нее. Его взгляд изучал ее тело, как новую страну. Новый неизведанный континент, куда он подумывает эмигрировать.

Мне хотелось закричать: «Я сижу тут, рядом, смотри на меня, а не на нее! Может, я и не такая молодая и красивая, зато я КОГНИТИВНО ПОЛНОЦЕННА!».

Но, естественно, я ничего не сказала. Он решил бы, что я, вдобавок к деменции, совсем с катушек слетела.

Завтра мы едем в Урмберг.

П. и Манфред просили помочь с расследованием. Не думаю, что им на самом деле нужна моя помощь. Думаю, это просто жест доброй воли. Но в любом случае будет здорово снова увидеть Манфреда.

И еще. Думаю, Петер хочет иметь меня поблизости, чтобы присматривать за мной. П. меня любит, но не доверяет. И я не могу его в этом винить. Я сама себе не доверяю.

Урмберг, 22 ноября

Урмберг совсем крохотный. Даже деревней его трудно назвать. Он расположен на пересечении двух проселочных дорог в богом забытом месте. Несколько старых домов. В самом большом – двухэтажном желто-коричневого цвета – когда-то располагался продуктовый магазин.

Там Манфред устроил временный участок и назвал его «Шато Урмберг». Забавно, потому что ничего общего с замком эта развалюха не имеет. По соседству – здание почты. Разумеется, почту давно закрыли. Теперь дом арендует компания, торгующая в Интернете одеждой и подушками для собак. Еще один многоквартирный дом стоит пустой. Двери и окна забиты досками, фасад испещрен граффити.

За зданиями – поля, заросшие сорной травой по колено.

В паре сотен метров, по другую сторону заросшего поля, – церковь. Но она тоже больше не используется. И нуждается в ремонте. Побелка совсем облезла.

За церковью – лес, лес и снова лес. На полянках – уютные красно-белые домики, большинство стоят рядом с рекой и церковью.