Читать книгу "Записки анестезиолога - Александр Иванов"

Докладываю крайне скупую информацию:

– Пациент поступил в коме, с нарушением дыхания. Заинтубирован, переведен на ИВЛ. Практически ничего о нем не известно, в истории болезни информации практически ноль. Врач «Скорой помощи» краток. В графе «Место оказания медицинской помощи» отмечено: На улице у Сбербанка. «Обстоятельства несчастного случая»: Танцевал. Падал.

Диагноз: ушиб головного мозга. Отравление неизвестным психотропным преператом.

Современный танцевальный костюм санитаркой приемного отделения описан кратко: «Грязные рваные вещи. Все в дерьме».

Зрачки узкие, как при героине, загадка. Но героинщики ведут себя тихо, не танцуют. А тут непонятно, какое вещество пустило в пляс неизвестного танцора? Ладно, проснется, может быть, расскажет.

– Кровь на наркотики взяли?

– Обижаете…

– Хорошо, идем дальше.

Товарищ во время обхода выражает недовольство:

– Я уже всю ночь тут у вас в реанимации пролежал, а мне не легче! Кашель не проходит.

– А вы бы со своей пневмонией еще бы пару дней дома посидели, уже бы наверняка прошел.

– А когда же начнется реанимация?

– Сейчас, вот только освобожусь, после обхода сразу начнем…

Начмед:

– Что у вас за вонь в отделении?

– Товарищ уборкой занялся. Не раз предупреждал всех знакомых, повторюсь: пятьдесят лет – дата опасная. Особенно если ее начинаешь отмечать заранее. Есть шанс встретить свой день рождения в гостях, в реанимации. Но товарищ об этом не знал. Вот и очередной раз именины отмечаются у нас, хотя не приглашали. Вежливый, тихий, даже в горячке. Отпустите, просит, неудобно. А чего неудобного? Лежишь на мягком, привязан гуманно. Оказалось – во время гастроскопии не сдержался, открылись чакры, и теперь лежит весь в дерьме. Отвязали, чтобы перестелить, вымыть. Мужичок принимает активное участие в уборке: «Ребята, извините, сейчас уберу». И пытается запихнуть обратно. Зря…

Главное в нашей работе – это не только гуманное отношение к больным, но и к их близким. Терапевт просит подойти на отделение. Говорит, что у них скончалась бабушка. Знакомая больная, безнадежная парализованная старушка. Вежливый тон заведующего насторожил. Явно хочет о чем-то попросить. Не представляя, чем могу помочь, зашел к ним. Объясняет ситуацию:

– Понимаешь, бабка дышать перестала, мы родственникам сказали, что она умерла. Стали перекладывать на каталку, а она живая. Как нам теперь объяснить родственникам? Они и так скандалят. Жаловаться грозят. Может, вы ее возьмете к себе в реанимацию на часок, а родне мы скажем, что вы ее оживили.

– А вы справку о смерти еще не выписали?

– Да нет, родня между собой грызется, каждый обвиняет всех остальных, что они заморили бабушку, а квартиру продали. Они без вскрытия ее забирать отказываются. А патанатом уже уехал. Так что они придут за справкой завтра.

Решил сходить посмотреть. Вдруг к завтрашнему дню справка и понадобится. Отнюдь. Бабуля была на пике формы. Ровно дышала. Вела активную растительную жизнь. Врачи явно поторопились.

У кровати две ее сестры собирали бабкино барахлишко. С одной из них я был знаком. Пришлось, объясняя ошибку доктора, прочитать им целую лекцию о том, что смерть – процесс не одномоментный, диагностика смерти чрезвычайно сложная вещь, тем более в таком возрасте. Понесло на тему каких-то промежуточных форм существования. Пока говорил, два сестры в споре сцепились между собой, дошло до драки. Пришлось разнимать с помощью медсестер. Вытолкали в коридор, пусть там разбираются между собой. Время еще есть.

* * *

Терапевт орет в приемном отделении на очередного алкоголика:

– Нет, не возьму, даже не просите. Пусть протрезвеет и идет к наркологу. Что? Жаловаться будете? Жалуйтесь сколько хотите. Жалуйтесь, в комитет, губернатору, президенту, мне пофигу. Как пить, так все нормально, а плохо – сразу в больницу. Пошли вон! У нас тут не наливают.

Подхожу:

– Зачем людей обманываешь, что не наливают? Еще как наливают. Это ты нам утром в реанимацию женщину закатил с эпилептическим статусом? Ты хоть поднимись, пару слов в истории напиши. А лучше ее себе забирай, на отделение.

– А как она, судороги прошли?

– А их и не было. Я ей полташечку спирта в рот влил, и все, теперь у нее все нормально, никакаких судорог. Еще просит. А то у меня на нее питание не выписано, если не возьмешь, скажи своим, пусть хоть закусить ей принесут.

Начмед:

– А что за конфликт вчера был?

– Да не было никакого конфликта. Просто товарищ вчера принес на отделение функциональной диагностики суточный ЭКГ-монитор. Вы, говорит, его папе вчера поставили, а он ночью умер. Я принес.

– Спасибо, что не забыли.

– А мне ответ подождать?

– Вообще-то мы ответов сразу не даем, только на следующий день. Расшифровывать довольно долго. А вам он вообще зачем?

– Ну как это зачем? Надо.

Ну мы и спросили, для лечащего патологоанатома, что ли? Он после этого к вам жаловаться побежал.

Начмед:

– У этого узбека полис есть? Кто платить будет?

– Вы знаете, не силен я в страховом бизнесе. Изучал страховой полис иностранного человека. Написано, страховая премия всего 1200 рублей. Хорошо, заплатил. Что ему полагается? Максимальная выплата – 100 тысяч. Не много, но, казалось бы, на первую помощь хватит. Но следующая строчка: 30 тысяч на медицинскую помощь и расходы на депортацию.

А у бедолаги сломана шея, разрыв спинного мозга. 30 тысяч при этом смешная сумма. Операция, которая уже не поможет, но которую делать надо, плюс неделя в реанимации максимум, больше не проживет, обойдется дороже. Страховка не покроет десятой части расходов. Вопрос, а зачем она нужна? 100 тысяч получит родня в случае его смерти… Что-то подозрительно много в последнее время попадается узбеков с переломами шеи. Такими переломами, после которых не выживают. Якобы упавшие с высоты собственного роста. А нет ли тут налаженного бизнеса? Отправил в Россию человек пять, а тут их уже ждет специалист. Свернуть шею человеку пара пустяков. Раз, два, и домой, можно на новом автомобиле.

Начмед:

– Почему мне сегодня историю приносят подписать на вскрытие, а я не в курсе? От чего умер больной на терапевтическом отделении, которого вы им вчера перевели? После инсульта.

– От доброты. Мы его перевели с трахеостомой, а санитарке показалось, что он замерз. Вот она и накрыла его одеялом до подбородка…

– Интересная фамилия, Спецмандель, это та же самая? Что-то не узнаю.

– Представьте себе – нет, однофамилица. Та, первая Спецмандель, лечилась у нас от какой-то мозговой болезни, кажется, менингита. Вела себя безобразно. Все пыталась схватить мужской персонал за мошонку с криком: «Теперь ты мой, доктор!» Помнится, брюки мне еще порвала. Я когда увидел в списке знакомую фамилию, предупредил всех об опасности. Но оказалось, что это не та. Даже не родственница, просто тихая алкоголица, поступила с циррозом печени… Кома.