Читать книгу "Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Наум Синдаловский"

И время от времени Лилит появлялась на земле во плоти, пугая и будоража воображение сильной половины человечества, которое никак не могло позабыть своей самой первой грешной любви. Это был опасный и одновременно желанный тип роковой, демонической женщины, погубившей в океане своей бурной нечеловеческой страсти не одну человеческую душу мужского пола. Салоны таких «лилит» охотно посещали многоопытные гвардейские офицеры, молодые литераторы, престарелые представители старинных родовитых семейств, юные повесы. Все они склоняли свои головы к ногам этих «светских львиц», готовые отдать добрые имена, несметные богатства и сложившиеся репутации в обмен на одну-единственную улыбку или обещающий взгляд. Имена этих жриц любви не сходили с уст аристократического Петербурга.

В Петербурге одной из таких «лилит» слыла красавица Аграфена Федоровна Закревская. Дочь графа Федора Андреевича Толстого и двоюродная сестра известного скульптора и живописца Федора Петровича Толстого, Аграфена Федоровна любила устраивать литературные приемы. Она считалась одной из наиболее ярких «светских львиц» пушкинского Петербурга, славилась экстравагантной красотой и бурным темпераментом. Эта «беззаконная комета в кругу расчисленном светил», то «плакавшая, как Магдалина, то хохотавшая, как русалка», умела сводить с ума влюбчивых юношей и поседевших ловеласов. Ею восхищалась буквально вся «золотая молодежь» столицы, ею были увлечены и ей посвящали стихи лучшие поэты того времени, в том числе Пушкин и Баратынский. Лесть в свой адрес и восхищение собственной красотой она принимала с античной благосклонностью. По авторитетному мнению Юрия Михайловича Лотмана, эта «дерзкая и неистовая вакханка» более всего в «своем жизненном поведении ориентировалась на созданный художниками ее образ». Для большинства тех, кто ее знал, и даже тех, кто о ней был просто наслышан, именно Аграфена Закревская, по утверждению того же Лотмана, была «идеалом романтической женщины, поставившей себя вне условностей поведенияи вне морали».

Между тем характеристика Закревской, данная Ю.М. Лотманом, отличается излишней интеллигентской мягкостью и избыточной академической сдержанностью. На самом деле, слова Лотмана «вне условностей… и вне морали» требуют некоторой расшифровки. Вот что пишет о скандальном поведении Аграфены Федоровны в своем дневнике небезызвестный шеф жандармов Л.В. Дубельт: «У графини Закревской без ведома графа даются вечера, и вот как: мать и дочь приглашают к себе несколько дам и столько же кавалеров, запирают комнату, тушат свечи, и в потемках, которая из этих барынь достанется которому из молодых баринов, с тою он имеет дело».

Нам остается добавить, что, со слов князя П.А. Вяземского, в Петербурге Закревскую называли «Медной Венерой», а с легкой руки Пушкина – «Клеопатрой Невы», по имени царицы Древнего Египта, прославленной своей красотой и развращенностью. В обществе были уверены, что при работе над поэтической характеристикой Клеопатры из «Египетских ночей» Пушкина преследовал образ Медной Венеры – Аграфены Федоровны Закревской.

Вряд ли что-нибудь можно прибавить к этому. Хотя надо иметь в виду и то обстоятельство, что определение «медная» в пушкинское время носило не вполне однозначный смысл. С одной стороны, «медная» означало «прекрасная», с другой – слово «медный» было широко известным синонимом разменной медной монеты.

Светская молодежь, с охотой посещавшая аристократические дома с сомнительной репутацией, тем не менее не брезговала и более легкомысленными способами доступных развлечений. В 1828–1834 годах от здания Александринского театра к Фонтанке была проложена новая улица, первоначально названная Новой Театральной. Название оказалось довольно удачным. И улица в Петербурге была новой, и функция, на нее возложенная, была важной. Она служила подъездом к южному фасаду Александринского театра. Через некоторое время название сократили, и улица стала называться просто Театральной.

Улица образована всего лишь двумя зеркально поставленными однотипными трехэтажными парадными зданиями, построенными архитектором Карлом Росси. Первые этажи этих зданий занимали роскошные магазины, во втором и третьем находились жилые помещения, гостиницы, Министерство народного просвещения. Современники по достоинству оценили эти дома. В народе их прозвали «Палероялем», что в переводе с французского означает «Королевский дворец». В 1836 году одно из зданий перестроили, после чего в нем разместилось Театральное училище, располагавшееся раньше на Екатерининском канале.

Театральное училище резко изменило, как сейчас бы сказали, имидж улицы. Нравы, царившие в училище, добродетельной чистотой не отличались. Еще когда оно находилось по старому адресу, о нем рассказывали самые невероятные небылицы. Говорили, что тогдашнему директору Императорских театров А.Л. Нарышкину «для исправления нравов танцовщиц» даже пришла в голову счастливая мысль построить при училище домовую церковь. Сам Александр I, говорят, одобрил эту идею. «Танцы – танцами, а вера в Бога сим не должна быть поколеблена», – будто бы сказал он.

С переездом на Театральную улицу в поведении юных воспитанниц ничего не изменилось. Гвардейцы под видом полотеров, печников и других служителей проникали в будуары девиц и оставались там на ночь. Летом они просто влезали в окна, которые балерины оставляли открытыми. Появлявшиеся от таких посещений дети впоследствии становились воспитанниками Театральной школы. Случались и более серьезные проступки. Так, однажды воспитанница училища, некая Софья Кох, добровольно согласилась на то, чтобы ее похитил корнет лейб-гвардии Гусарского полка А.Е. Вяземский. Сначала все выглядело обыкновенной шуткой «золотой молодежи», но вскоре дело приняло чуть ли не уголовный характер. Юную танцовщицу и в самом деле выкрали, посадили на корабль и отправили в Данию. Песенный куплет об этом невероятном событии вошел в гимн Театрального училища:

Мне рассказывал квартальный,Как из Школы театральнойУбежала Кох.В это время без КохицыВсе за ужином девицыКушали горох.

Своеобразная слава Театрального училища была хорошо известна в старом Петербурге. Не зря в городе Театральную улицу открыто называли «Улицей любви».

В 1914 году училище стало называться Хореографическим. В 1957-м ему присвоили имя замечательной балерины А.Я. Вагановой. Ныне это Академия балета, в стенах которой, если судить по питерскому фольклору, продолжают сохраняться традиции фривольного поведения. Во всяком случае, в народе Академия балета и сегодня известна под названием «Кобылки» или «Педрочилище».

Гвардейская молодежь не гнушалась и более откровенным развратом. В Петербурге известна драматическая история, в которой, если верить городскому фольклору, были замешаны гвардейцы Уланского полка, квартировавшего в Петергофе. Репутация улан среди петербургского населения была невысокой: «Все красавцы и буяны лейб-гвардейские уланы»; «Вечно весел, вечно пьян ее величества улан»; «Кто два раза в день не пьян, тот, простите, не улан». Особой популярностью у столичных гвардейцев пользовался безымянный трактир на Васильевском острове, который в армейской среде знали как «Уланская яблоня». Такое странное название объяснялось тем, что однажды невесть как появившиеся на острове перепившиеся уланы ворвались в трактир, устроили всеобщую попойку и, в конце концов, надругались над юной дочерью хозяина. Девочка в ужасе повесилась на яблоневом суку во дворе трактира.