Читать книгу "Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке - Винсент Дж. Питтс"

Еще один колеблющийся, Катина, без тени сочувствия охарактеризовал Фуке как человека честолюбивого, ревнивого к своему положению и неблагодарного к покровителю (кардиналу) [936]. Эти обстоятельства вызвали к жизни план из Сен-Манде, только он остался «химерой», а не «государственным преступлением» [937]. Смущение и растерянность, в которые находка повергла Фуке, – достаточное наказание за эту провинность. Он не согласен, что обвинение доказало виновность Фуке в инкриминируемых ему финансовых преступлениях, и полагает, что, хотя лично он уверен, что Фуке виновен в организации сделки о пансионе в 120 000 ливров с соляного налога, – доказательства этого не бесспорны [938]. Также Фуке несет ответственность за дурное управление королевскими финансами. За ненадлежащее исполнение должности его следует наказать. Однако палате следует учесть время и обстоятельства, при которых эти события происходили. Таким образом, как и Ормессон, Катина согласился с одним из сильнейших доводов Фуке. Тем самым он поддержал предложение Ормессона [939].

Теперь счет стал шестеро за смертную казнь, семеро за ссылку, включая двоих из «колеблющихся»: Катина и ла Бома. Друзья Фуке могли надеяться, что жизнь ему сохранят. Однако окончательно это могло прояснить лишь финальное голосование [940]. На следующий день, 20 декабря, пока семья Фуке присутствовала в зале, за пределами места заседания палаты, выступили остальные судьи. Понсе, в надежде переломить ход событий в пользу короля, начал с заявления. Он сказал, что милосердие – королевская прерогатива, в то время как его задача – отправлять правосудие. Затем он заново изложил доводы стороны обвинения. Есть косвенные доказательства того, что Фуке был бенефициаром пансиона, связанного с соляным налогом. Соответствующие документы найдены в его бумагах, он сам признался в получении по ним денег [941]. Фуке неоднократно злоупотреблял должностью суперинтенданта и действовал так, словно он был «более королем, чем сам король». Король «признавал власть закона», в то время как Фуке «отказывался с нею считаться» [942]. План из Сен-Манде был настоящим заговором против короля, как и доказывают действия Фуке [943]. Закончил он тем, что Фуке виновен в хищениях и подстрекательстве к мятежу. Он заслуживает смерти. Что до Бель-Иля, это слишком важный форт, чтобы оставлять его в частных руках; он должен быть конфискован [944]. Однако на конфискации всех активов Фуке он не настаивает, учитывая интересы его кредиторов [945].

После Понсе говорил Жером ле Ферон[946], совсем с других позиций. Фуке, разумеется, несет ответственность за путаницу и недобросовестное управление делами короля на протяжении всего своего срока в должности [947]. Нет сомнений, что его демонстративно роскошный образ жизни представляет собой серьезный повод для подозрений, что он оплачен из казенных средств [948]. Однако если рассматривать конкретные пункты обвинения в растрате, хищениях и своекорыстных манипуляциях, выводы неоднозначны [949]. План из Сен-Манде достоин осуждения. Но этот план представляет собой дурные мысли, а не преступление [950]. В конце он поддержал заключение Ормессона, а также рекомендованный им приговор [951].

Наступила очередь Мусси. Он также был лаконичен. Ни одно из конкретных обвинений против Фуке не доказано, хотя ненадлежащее управление финансами короля имело место. Приговор, который он рекомендует, – 100 000 ливров реституции в казну и внутренняя ссылка в местность на выбор короля [952].

Брийяк тоже не тратил лишних слов. Вопрос о пансионе в 1 200 000 ливров с соляного налога его беспокоит, однако вина не доказана [953]. Фуке не слишком хорошо вел дела короля. Бывший суперинтендант не всегда четко разделял собственные активы и деньги казны, и это усугубляло путаницу [954]. Обвинение в государственной измене он отклоняет. Ибо если это правда, то почему в ней не обвиняют также Гурвиля? [955] Он напомнил коллегам, что в прошлом суперинтендантов финансов тоже приговаривали. Но позднее оказывалось, что «их главным преступлением была вызванная ими зависть». Это прозвучало критикой процесса в целом [956]. В качестве наказания Брийяк рекомендовал публичную гражданскую казнь – за нанесенное королю бесчестье, – ссылку на девять лет и штраф в 100 000 ливров [957].