Читать книгу "Книга о Небе - Кодзиро Сэридзава"

Для Сэридзавы важна была поддержка Оэ, в котором он видел родственную душу. «Бог верит в него и охраняет, как никого другого из молодых японских писателей». Выпавшие на долю Оэ страдания, врожденная болезнь сына, не только не сломили, но укрепили его дух. Собственные переживания помогли понять страдания других. Добро воздается: больной сын нашел себя в музыке. Его мелодии вызывают восторг своей необычностью, как бы доносятся с Неба. Оэ не зря назвал музыкальные пьесы сына «молитвой», хотя не считает себя религиозным человеком. И раньше, в беседе с критиком Ватанабэ, говоря о своем романе «Потоп», Оэ признавался: «Слова Достоевского: если искренне молишься, то возникает новое чувство, новая мысль и что молитва есть воспитание, — наверное, верны. Но для меня с самого начала эту роль выполняли деревья. Я думаю, что если люди научатся концентрировать свое сознание на дереве как на дереве, то в них откроется нечто новое… Смотреть на дерево как на дерево — это ближе буддийской созерцательности, но это не молитва. Есть тишина, ощущение глубины… Пока я не научился сосредотачиваться в молчании на деревьях как на деревьях, мои герои получались нервозными людьми. Но на сей раз героем стал человек, который решительно порвал с обществом и сосредоточился на деревьях как на деревьях». Действительно, Исана испытывал боль при виде заболевшего или раненого дерева. Потому Сэридзава относит Оэ к избранникам Великой Природы, охраняемых ею ради спасения людей.

Неудивительно, что в следующей книге, «Воля человека», Сэридзава вновь возвращается к Оэ: наделенный доброй волей — живет в Истине.«…И в его отношении ко мне сказывалась истинная любовь, и я радовался, что на девяносто четвертом году жизни обрел подлинного брата». А Оя-сама радовалась его благословенному труду: «Следуя заповедям Бога-Родителя, ты искренно желал людям счастья и благополучия, и Бог дал твоей книге свое благословение, она спасет души нуждающихся и обремененных, став первым шагом на пути к истинному человеку… И дальше отстаивай в людях добросердечие и подлинное умиротворение».

Действительно, романы Сэридзавы преображали людей, судя по откликам почитателей. Критики называли его книги откровением, философией жизни: «После чтения еще долго остается удивительное чувство чуда, окрыляющего душу». С благодарностью принимал писатель признания в любви, заботясь об одном — чтобы люди ощутили себя детьми Великой Природы, жили в радости и согласии. Но счастье недостижимо без волевых усилий, поддержанных Богом. Об этом в «Воле человека»: как устремленный к свету обращает волю Бога в волю человека.

Писатель вновь погружается в воспоминания, переосмысливая прошлое. Когда учился в школе, односельчане изгнали его из общины, сделали «изгоем». Никто не хотел с ним общаться, потому что он не такой, как все, чурается рыбацкой работы и во что бы то ни стало хочет учиться дальше. Лишь под конец жизни односельчане оценили его подвижничество, признали гордостью деревни. Но этот крест писатель нес всю жизнь, и если бы не сверхчеловеческое стремление к знанию, не позволявшее расслабляться, ему трудно было бы вынести испытания.

Еще труднее было избавиться от чувства сиротства, брошенного ребенка. Родители, став последователями Тэнри, по примеру Основательницы отдали все свое имущество, бросили его на попечение деда, чем вызвали недовольство родни. Он долго не мог избавиться от обиды, хотя со временем стал понимать высшую правоту отца. Жертвенность — труднопостижимая вещь. Можно ли жертвовать здоровьем и душевным спокойствием ребенка, даже во имя высокой цели? Цель не оправдывает средства! (Можно вспомнить пронзительные слова Достоевского о «слезинке ребенка».) И в «Милосердии Бога» звучит непреходящая боль: «Пусть прекрасна его вера, пусть похвальны искренность и чистота помышлений, к Богу обращенных, но… он принес в жертву своей вере близких ему людей. Дед, бабушка, тетя — все эти добрые и мягкосердечные люди, став жертвами его веры, вынуждены были влачить жалкое существование… и я стал такой же жертвой».

Что говорить, жертва жертве рознь: бывает во благо, бывает во зло. Искупительная жертва угодна Богу. Пройдя через страдание, сердце становится сострадательным, человек преображается. Но бывает, что жертвенность губит того и другого: тот, кто постоянно приносит себя в жертву, в конце концов теряет себя, внутренне опустошается. И тот, кому приносят себя в жертву, становится беспомощным, безвольным и тоже теряет себя. Такая жертвенность, когда в человеке разрушается то, что делает его человеком, естественно противна воле Бога. Но если душа ребенка не угасала, а, напротив, закалялась, преодолевая препятствия, становилась добрее, значит, отвечала желанию Бога. Это давало уверенность. Сердце писателя не только не опустошилось, но стало чувствительным ко всякой боли. В ответ — неожиданная помощь: от школьных учителей, от преподавателей, поверивших в его дарование, от приемного отца, полюбившего его как родного сына. Что уж говорить о бабушке, которая заронила в его душу семена добра и веры в Небесную Истину. Следуя учению Тэнри, она готова была отдать последнее, давая пример сердечной щедрости.

Душевная простота и великодушие притягивали к Сэридзаве разных людей, которые становились его преданными друзьями. Сам он не помнил обид. Когда-то Ясунари Кавабата причинил ему боль, публично усомнившись в его литературном даровании. Однако Сэридзава с радостью откликнулся на просьбу Кавабаты помогать ему по делам ПЕН-клуба и выполнял любое поручение с присущим ему старанием. Ощущая почти непреодолимую разницу между ними, Сэридзава относился к Кавабате с благоговением и приложил усилия, чтобы тому дали Нобелевскую премию. Оба писателя достигли литературной славы, но они действительно были разными. Кавабата — философ Красоты. Свою философию он вверил Нобелевской речи — «Красотой Японии рожденный». Сэридзава назвал его гением. Говорят, талант попадает в труднодостижимую цель, а гений — в цель, которую не видно. Для Кавабаты Красота и есть Бог, а всякая вульгарность безбожна. Но хотя Красота — самое прекрасное, что есть в этом мире, все же красота природы, человека, человеческих отношений скорее Путь к Богу, нежели сам Господь, который есть Всё. Бог спасает и тех, кому неведома Красота, мир прекрасного. Он спасает всех и жалеет убогих, которым было не до Красоты в земной жизни. Не потому ли Кавабата утратил инстинкт жизни, что не ощущал присутствие Бога, как ощущал его Сэридзава, даже когда называл себя неверующим?

Но особенно трогательно отношение Сэридзавы к маститому писателю Симадзаки Тосону, основателю японского ПЕН-клуба. В 30–40-е годы Япония переживала не лучшие времена. Военщина, пораженная недугом шовинизма, все взяла под свой контроль. (Нам в России известно, что в тоталитарном государстве все переворачивается вверх дном, превращается в свою противоположность.) Тосон еще во времена Мэйдзи уверовал в идеалы свободы и независимости и старался следовать им не на словах, а на деле. Тосон свидетельствовал о всемогуществе воли. «Даже сейчас Тосон продолжал меня учить, что воля, если ею управляет справедливость, одолевает все препятствия». Как истинный художник, Тосон ненавидел войну и, рискуя жизнью, не подчинился требованиям военных закрыть ПЕН-клуб, видя в нем единственную возможность общения с миром. О настроении участников ПЕН-клуба позволяет судить письмо его близкого друга из Лозанны, которое Тосон чудом получил накануне 1943 года. «Япония — маленькая страна, которую называют восточной Швейцарией, и при этом она ведет в одиночку войну с мощными державами… Особенно вы, писатели, желающие мира во всем мире и стремящиеся к повышению человеческой культуры, — какой духовный опыт обрели вы в эти бедственные дни! Война должна непременно скоро закончиться, и тогда писатели всего мира смогут собраться на международный конгресс, чтобы поведать друг другу о пережитых страданиях… о том, как сделать, чтобы на земле больше не было войн».