Читать книгу "Счастливый слон - Анна Бялко"

А вот торговать Маша умела примерно так же, как я. То есть никак. В конце концов мы с ней, подумав, решили сменить тактику. Не ждать, пока зашедший галерею в человек о чем-нибудь нас спросит, а начинать разговор первыми. Поздороваться, улыбнуться, то-се. Это оказалось верным решением. Таким способом Маше удалось продать еще одну картину. И это был наш самый большой торговый успех с момента открытия.

Как-то утром, когда я сидела в галерее одна – Маша в этот день работала после обеда – ко мне внезапно забрел редкий посетитель. Я, вооруженная новой техникой продаж (страшно хотелось перекрыть Машино достижение) поздоровалась с ним, улыбаясь до ушей, и стала рассказыать, что-де у нас вывешены далеко не все картины, и что если ему интересно, пусть он спрашивает, я могу достать другие и так далее. Посетитель слушал меня с видимым интересом, (клюет!) и кивал головой.

Это был довольно пожилой, очень симпатичный дядечка. Такой подтянутый и очень аккуратный, «отмытый». Какой-то очень настоящий, такой, про которых говорят: «из бывших», имея в виду дворянское происхождение. И разговаривать с ним было почему-то приятно, причем настолько, что, когда он попросил меня сказать ему по два слова о каждой из картин, я совершенно забыла о своей сверхзадаче и стала честно рассказывать их немудрящие истории.

Так, слово за слово, мы разговорились настолько, что я предложила ему чаю. Он согласился, заметив при этом, что если уж мы собираемся сидеть за столом, то он прежде должен представиться даме. Мы познакомились.

Николай Михайлович оказался антикваром и коллекционером. Настоящим, не мне чета. Все-таки приятно, что интуиция меня не подвела, действительно ведь «из бывших». А с другой стороны —стыдоба-то какая – как я ему тут про мои картинки рассказывала. Эту последнюю мысль я озвучила, на что получила совершенно неожиданный ответ.

– Вы совершенно напрасно стесняетесь, Елизавета Дмитриевна. Напротив, мне очень понравилось, как вы рассказывали. Вы не пытались меня обмануть, чего я, если честно, тайно ожидал. Сейчас, знаете ли, это принято. А то, что ваши картины новые – так вы и сами, как я понимаю, только начинаете, в этом нет ничего стыдного. И вы очень удачно оформили галерею – у вас просторно и нет этого загромождения, когда картину невозможно разглядеть. Очень разумная мысль.

– Ну, у меня и картин пока мало, загромождать нечем.

– Вот и не загромождайте. Картин в экспозиции не должно быть слишком много, они должны быть интересными и хорошо сочетаться. Кстати, этот ваш Исаев, который сын, – вполне неплохой художник. Лет через двадцать его картины могут оказаться в цене, если, конечно, повезет. Я, кстати, посмотрю – может быть, и возьму у вас парочку, как задел на будущее. Вы собираетесь как-нибудь его продвигать?

– Продвигать? Как это, Николай Михайлович? Простите, я совсем дилетант в этом деле.

– Ну как же? Вы галерист, значит, вы не только продаете картины, то есть берете их у художников на реализацию. Вам интересно, чтобы эти картины росли в цене. Для этого их нужно показывать, выставлять.

– Я же и выставляю?

– Нет, я имею в виду – организовывать большие выставки, за пределами своей галереи. Куда-нибудь возить, пропагандировать. Ну, кто сейчас знает вашего Исаева? А если художник неизвестен, так будь он хоть Бенуа, он все равно не вызовет большого интереса. Сперва выставки, потом аукционы... Так и выращивается спрос. Конечно, это все очень условно...

– Я понимаю. Николай Михайлович, простите мою навязчивость, но не могли бы вы рассказать мне об этом побольше? Так сказать – краткий курс молодого бойца? Если это не будет уж очень нахально с моей стороны...

– Да ну почему же, Елизавета Дмитриевна. Напротив, я с удовольствием. Живу я неподалеку, так что, если позволите, буду к вам заходить. А про Исаева вы подумайте. Мне кажется, там определенно есть некий потенциал.

Так у меня завязалось знакомство с ветераном искусства. Николай Михайлович сдержал слово и действительно впоследствии купил у меня несколько картин, но мой выигрыш от нашей встречи был несоизмеримо большим.

С помощью Николая Михайловича я разжилась не только знаниями, но, главное – полезными связями и контактами. Он представил и отрекомендовал меня своим знакомым из «бранжи», отчего приток картин в мою галерею заметно возрос.

Во вторую же нашу встречу – он зашел навестить меня в галерею на следующей неделе и удивился, что у меня не появилось новых работ. Тогда я и посетовала ему, что вот-де, будучи в деле совершенным новичком и вообще в Москве без году неделя, никого не знаю, связей нет, и где искать достойные работы, я не представляю.

– Ну, Елизавета Дмитриевна, голубушка, – улыбнулся Николай Михайлович. – Думаю, что тут я смогу вам немного помочь. Вот, запишите-ка телефончик.

Он вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете и не спеша раскрыл на нужной странице.

– Пишите. Кацаруба Григорий Петрович. Позвоните ему, опишите вашу ситуацию, скажите, что я рекомендовал. Думаю, он что-нибудь для вас придумает.

– Кто же он такой? И фамилия такая странная...

– Он-то? – усмехнулся Николай Михайлович. – Фамилия, конечно. Украинская фамилия, да. Но человек ценнейший. Во-первых, он преподает живопись в художественном училище девятьсот пятого года. Ну и еще работает в Грабаревском Центре. Вообще начинал-то он как художник, но, знаете, это дело такое. Не знаю, пишет ли он сейчас сам, но что касается картин... Вы бы знали, голубушка, в какие запасники он имеет доступ...

– Ну, Николай Михайлович, я боюсь, запасники мне и не потянуть...

– А вы не бойтесь, душечка, с запасниками и без вас есть, кому разобраться. Вы просто ему позвоните, а там видно будет.

Григорий Петрович, которому я позвонила в тот же день, был весьма деловым человеком. Когда я, отрекомендовавшись, изложила суть своей проблемы, он хмыкнул, коротко сказал: «Понял», и назначил мне встречу на завтра же.

Встретились мы, как и полагается по-московски, в ресторане. Григорий Петрович оказался здоровенным мужчиной-богатырем. Разговаривал он гулким басом и за обедом заказал графин водки.

Сделав заказ, мы от обмена любезностями перешли прямо к делу. Уяснив, что я не гонюсь за громкими именами и стариной, огромных денег тратить не могу и вообще толком не знаю, чего мне надо, кроме картин, и побольше, он задумчиво хмыкнул, но уже через минуту лицо его просияло.

– Точно! Знаю я, что вам нужно. Останетесь довольны. У меня есть работы ученические, летние, я им на лето задание даю, вот они и рисуют. Пейзажи на пленере, натюрморты, стилизованный жанр. Штук триста у меня их лежит, если не больше. Возьмете все оптом, сделаю скидку.

– Но это... Это картины, или так... упражнения?

– Да нормальные картины, я ж говорю – летние работы. Они ж стараются, я оценки ставлю. Ну, может, не на холсте, больше фанера, оргалит, да вам-то что? Я дешево отдам, а там уж сами будете смотреть, что вам подходит. Что не понравится – выкинете, в конце концов.