Читать книгу "Путь Грифона - Сергей Максимов"

– Ну и хорошо. И как говорится, с Богом, и будь первым исполнителем своих приказов.

Проводив своих «молодых», Суровцев и Ангелина беседовали на кухне:

– Когда война кончится? – вдруг спросила Ангелина.

– Для нас с тобой – никогда. Когда будет взят Берлин и народ охватит всеобщее ликование, мы с тобой недолго порадуемся вместе со всеми и продолжим заниматься своим делом.

– Неужели ты не замечаешь, что уже сейчас все вокруг радуются. Народ точно вздохнул.

– Народ – это большой ребёнок. Он у нас не избалован сытой, благополучной и весёлой жизнью. А тут его хотели уничтожить. А он себя отстоял. Вот он и радуется. К тому же народ наш доверчив. Чем умело пользовались и пользуются. Часто забывая, что он хоть и наивен, но не глуп. И уж совсем удивляются, когда народ вдруг разозлится и переломает не только подсунутые ему игрушки, но и рёбра, а то и челюсти своих незадачливых воспитателей. Истинную силу этого малыша до конца не знает ни он сам, ни окружающие.

– Ты как-то странно говоришь. Отстранённо… Ты же часть народа…

– Скорее, его слуга. Я представитель почти полностью уничтоженного сословия, – с горечью произнёс он. – Россия была и осталась смыслом моего существования. Но это не та Россия, что была прежде. И не та Россия, что существует теперь. И даже не та, что будет в будущем. Наверное, я служу России небесной. Ведь зачем-то же нужна она была раньше и сейчас опять нужна Богу. Со своей историей, со своей территорией и со своим многострадальным и сложным народом… Ты что-нибудь слышала о Китеж-граде?

– Нет.

– Есть предание, что однажды, в трудную годину, древний русский город скрылся под водами какого-то озера. И до сих пор там существует. Иногда слышатся колокола его храмов. До поверхности доносятся голоса жителей. А внешне обычная водная гладь, по которой ходит зыбь времён и время от времени расходятся круги от наших земных событий. Вот чему, наверное, я служу.

– Мне иногда кажется, что ты марсианин, – неожиданно и совершенно серьёзно сказала Мария мужу.

– Возможно, – так же серьёзно ответил Сергей Георгиевич, – только мне об этом, поверь, ничего не известно. От меня это, вероятно, скрыто. С меня, впрочем, довольно осознания того, что я, как и все мы, создан по образу и подобию Божьему.

– Я думала, ты серьёзно, – обиженно заметила Ангелина.

– Да куда уж серьёзнее… А ещё мне сказано, что прилеплюсь к жене своей и буду с ней одно целое, – обнимая жену, продолжал он, – и раз уж у нас выдался такой вечер, когда семейные тайны переплетаются с государственными, то должен тебе сказать, что во время залпов победного салюта я буду находиться на Дальнем Востоке. И это ещё не всё… Нам с тобой скоро предстоит покинуть Россию…

– Спасибо, что не бросаешь меня, – не особенно удивившись такому заявлению мужа, поблагодарила его Ангелина, – я хочу быть всегда рядом с тобой. Как говорится, в горе и в радости, в нищете и в богатстве, в болезни и в здравии – до самой смерти…

– Давай-ка пока поживём, – предложил жене Суровцев.

Победа! Не хватит никаких слов, никаких чувств, чтобы даже приблизительно описать состояние победителей! Единство, которое испытала нация, разгромив опаснейшего агрессора… Победа грянула как гром. Все ждали. Все ожидали. И все оказались к ней не готовы. Победа в одночасье разделила людей на выживших и погибших. Породив новые ожидания одних и навсегда перечеркнув надежды других. И только единые слёзы радости и горя навечно объединили весь наш многонациональный народ.

Пусть немеркнущий отблеск нашей Победы не покинет вас, дорогой читатель, при заключительных строках романа. Куда бы ни привела нас логика повествования, пусть ярким фоном служат победные залпы мая и июня сорок пятого года. Даже тогда, когда волна победных волнений, настроений, порою победного легкомыслия шла точно мимо нашего героя. Как это не раз с ним бывало, обстоятельства складывались совсем не так, как предполагалось и думалось Суровцеву.

Находясь с апреля на Дальнем Востоке, в первых числах июня он получил предписание срочно вернуться в Москву. Его военная судьба традиционно делала непростые петли. Но это было не так важно и опасно, когда такая сопутствующая военной карьере категория, как военное счастье, ему не изменяла. Чего нельзя сказать о многих и многих людях…

Человек верующий подразумевает под «военным счастьем» присутствие в военном деле Божьего промысла. Атеист понимает это как удачливость и везение. Николай Павлович Новотроицын до конца своей жизни так и не смог ответить сам себе на вопрос: испытал ли он счастье такого рода, и удалась ли его военная карьера? Да и сама жизнь… «Скорее нет, чем да», – с горечью понимал бывший белогвардейский полковник, а с недавнего времени полковник изменнической «Русской освободительной армии» генерала-предателя Власова.

«В какой-то пьесе Чехова есть персонаж, называемый “вечный студент”. Я, наверное, вечный полковник», – думал о себе Новотроицын, сбивая пыль с просёлочных дорог, по которым он предпочитал передвигаться по ночам. Можно было бы считать удачной его карьеру разведчика. Доставленные немцам слитки золота продвинули его по карьерной лестнице в стане противника до немыслимых высот. Трудно было даже представить цену документам, которые он сейчас пронёс с собой почти через половину Европы.

В гражданском костюме, сбивая дорожную пыль, часто сходя с дороги в лес, он шёл и шёл на восток. Но опять не заладилось… Выйдя из англо-американской зоны оккупации, он мало того что сразу угодил в руки управления контрразведки СМЕРШ сорок шестой армии Второго украинского фронта, так умудрился попасть на допрос к человеку, который его, опять так получалось, знал лично.

Подполковник Литвинчук очень хорошо запомнил мужчину, избившего его три года тому назад в подъезде его собственного дома. Запомнил и теперь, как смог, рассчитался за нанесённую обиду и прошлое унижение. Причём «рассчитывался» он, предварительно приказав крепко связать задержанного. Кулаки Новотроицына он тоже хорошо помнил.

– Вот и вернул должок, – стоя перед избитым до полусмерти Новотроицыным, потирая кулак, вздохнул Литвинчук. – Ещё довесочек в девять граммов с меня… Может, скажешь чего?

Новотроицын посчитал ниже своего достоинства отвечать. В душе его не было ни страха, ни отчаяния, ни сожаления. И только одна смертельная усталость много повидавшего, многое пережившего и испытавшего человека всё больше и больше накрывала его собой. Чувства его и мысли по большому счёту, были мыслями и чувствами несчастного человека. Потерявшего всех родных и близких, для которого и сама Россия стала только оболочкой, в которой почти не осталось дорогого ему содержания.

Даже не поинтересовавшись у Новотроицына, откуда тот взял документы о формировании из немецких военнопленных новых соединений для частичного восстановления немецкой армии, не дав себе труда ответить на простой вопрос, правдивы ли, истинны эти сведения, Литвинчук принял решение избавиться от агента, доставившего важную информацию.