Читать книгу "Черепаший вальс - Катрин Панколь"

— Дотти!

— Да, — буркнула она, поправляя загнувшуюся ресничку.

— Дотти, ты меня слышишь?

— Ладно, — вздохнула она, не желая ничего слушать. — Так на что ты меня сегодня ведешь?

— Смотреть «Джоконду».

— Э-э?

— «Джоконду» Понкьелли.

— Супер! Скоро дорасту до Вагнера! Еще несколько таких вечеров, и я высижу всю «Тетралогию» и глазом не моргну!

— Дотти…

Она опустила руки, по-прежнему глядя в зеркало, в котором теперь отражалась поникшая, убитая физиономия, состроившая ей гримасу. От радости не осталось и следа, на щеке чернела полоска туши.

Он схватил ее за руку, притянул к себе.

— Ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться? Я тебя прекрасно пойму, ты знаешь.

Она отвернулась и словно окаменела. Значит, ему все равно, будем мы видеться или нет? Я лишняя. Давай, старина, давай, убивай меня, вонзи поглубже нож в рану, я еще дышу. Ненавижу мужчин, ненавижу себя за то, что они мне нужны, ненавижу чувства, хочу быть биороботом, никого к себе не подпускать и лупить мужиков ногой, если они захотят меня поцеловать…

Дотти шмыгнула носом, по-прежнему отвернувшись и чувствуя себя деревянной куклой.

— Я не хочу, чтобы ты была несчастна… Но и обманывать тебя не хочу…

— Хватит! — завопила она, затыкая уши. — Все вы одинаковые! Достала уже ваша дружба! Хочу, чтобы меня любили!

— Дотти…

— Осточертело быть одной! Хочу, чтобы мне слали фразы из Саши Гитри, я бы тогда вырвала все ресницы до единой и отправила тебе в папиросной бумаге! А не строила козью морду!

— Да понимаю… Мне очень жаль…

— Хватит, Филипп, остановись, а то я тебя убью!

Говорят, мужчины бессильны перед плачущей женщиной. Филипп смотрел на Дотти с удивлением. «Мы же заключили договор, — думал он, словно рыцарь-бизнесмен, — я просто напоминаю условия…»

— Высморкайся, — сказал он, протягивая ей бумажный платок.

— Еще чего! Чтобы загубить тональник на миллион от Ива Сен-Лорана!

Он скомкал платок и бросил его в корзину.

Назревавшая гроза разразилась: тушь и тональник текли по щекам черно-бежевыми потоками. Он посмотрел на часы. Они уже опаздывали.

— Все вы одинаковые! Трусы! Подлые трусы, вот вы кто! Один другого лучше!

Она вопила так, словно вызывала на поединок всех самцов, которые попользовались ею одну ночь, а потом распрощались по эсэмэске.

«Если ты такого дурного мнения о мужчинах, то чему ты удивляешься? — подумал Филипп. — На что каждый раз надеешься? Должно быть наоборот: я их знаю и знаю, что ждать от них нечего. Я беру их и бросаю, выбрасываю, как использованный носовой платок».

Оба молчали, погруженные в свои проблемы, в свое одиночество, в свой гнев. Я хочу, чтобы рядом было тело, к которому можно прижаться, которое говорило бы со мной и любило бы меня, требовала Дотти. Я хочу, чтобы Жозефина вскочила в поезд и приехала ко мне, чтобы она подарила мне ночь, думал Филипп. «Филипп, please! Love me!»[84]— умоляла Дотти. «Черт подери, Жозефина, одну ночь, всего одну ночь!» — требовал Филипп.

Призраки, к которым они обращались, не давали ответа, и они в замешательстве стояли друг напротив друга, каждый со своей неразделенной любовью.

Филипп не знал, куда девать руки. Опустил их, взял пальто, шарф и вышел. Пойдет на «Джоконду» один, без дамы.

Дотти в последний раз всхлипнула и бросилась ничком на кровать, яростно расшвыривая подушки с надписью «WON’T YOU BE MY SWEETHEART? I’M SO LONELY». Все, никогда она не будет чьей-то милой. С мужчинами покончено. Она будет как Мэрилин: «I’m through with love»[85].

— Ну и убирайся! Скатертью дорожка! — выкрикнула она в направлении двери.

Встала, шатаясь, поставила DVD «В джазе только девушки» и снова зарылась в простыни. По крайней мере, эта история кончается хорошо. В последний момент, когда Мэрилин, затянутая в тонкий муслин, плачет и поет на сцене, Тони Кертис бросается к ней, целует взасос и увозит с собой.

В последний момент?

В ее душе забрезжила смутная надежда.

Она подбежала к окну, подняла занавеску, посмотрела на улицу.

И обругала себя за это.

«Жизнь прекрасна! Жизнь прекрасна», — напевала Зоэ, выходя из булочной. Ей хотелось танцевать на улице, кричать прохожим: «Эй! Знаете что? Я влюблена! По-настоящему! Почему я так решила? Да потому что я смеюсь сама с собой, потому что мое сердце готово разорваться, когда мы целуемся!»

А когда мы целуемся?

Сразу после уроков мы идем в кафе, забираемся в глубь зала, туда, где нас точно никому не видно, и целуемся. Сначала я не знала, как это делается, у меня все было в первый раз, но он тоже не знал. У него тоже все было в первый раз. Я открывала рот как можно шире, а он говорил — ты же не к зубному пришла… И мы стали все делать как в кино.

Эй! Знаете что? Его зовут Гаэтан. Это самое красивое имя на свете. Во-первых, в нем два «а», а я люблю букву «а». А еще в нем есть «Г», «Г» я тоже люблю. А особенно мне нравится сочетание «Га»…

Какой он?

Выше меня, светловолосый, глаза не очень большие и очень серьезные. Любит солнце и кошек. Ненавидит черепах. Он не качок, но когда он меня обнимает, мне кажется, что у него три миллиона мускулов. У него есть свой запах — не парфюм, нет, — он просто хорошо пахнет, я обожаю его запах. Он любит ходить пешком, не ездит на метро, а его девушку зовут ЗОЭ КОРТЕС.

Я не знала, что так будет: мне хочется выйти на улицу и вопить на весь мир! На самом деле нет, мне хочется шептать на ухо всему миру — как секрет, который я не в силах сохранить. Что-то я запуталась… Ладно, пускай будет секрет! Суперважный секрет, который я не вправе никому рассказать, но о котором хочется кричать во все горло! Судя по всему, мой секрет откроется сам собой, без всяких слов. У меня в голове все перепуталось. А еще — так странно! — я словно вся свечусь. Становлюсь выше ростом, старше, а еще я вдруг стала красивой. Никого теперь не боюсь! Даже модели из «Элль» мне до лампочки.

Сегодня по дороге из коллежа мы решили зайти в кино. Он придумал какую-то отговорку для родителей. А мне и не надо! Я ведь не разговариваю с матерью. Она меня очень-очень разочаровала. Когда я на нее смотрю, то вижу женщину, которая целовалась с Филиппом, и она мне не нравится. Совсем не нравится.

Но в конце концов, это неважно, потому что… Потому что я счастлива, счастлива!

Я не такая, как раньше. И при этом та же. У меня в груди как будто застрял большой воздушный шар, я как будто наполнена воздухом. Сердце куда-то улетает, стучит, как барабан, так я волнуюсь перед встречей с ним: а вдруг я недостаточно красивая, а вдруг он меня больше не любит или еще чего-нибудь? Все время страшно. На свидания иду на цыпочках: а вдруг он передумал?