Читать книгу "Серафина - Рейчел Хартман"

Левое запястье под повязкой жутко чесалось. Я убедила себя, что просто хочу посмотреть на коросту, проверить, как там заживает, и принялась разматывать повязку, помогая себе зубами, когда узел трудно было развязать.

На месте чешуйки и вправду появилась зажившая корочка, зловеще окопавшаяся в обрамлении гладкой серебряной чешуи. Я провела по ней пальцем; она была неровной и чувствительной. По сравнению с этой толстой черной коркой чешуйки даже не казались такими уж отвратительными. Конечно, только я могла превратить врожденное уродство в нечто еще более уродливое. Я с ненавистью подергала ногтем край — пришлось отвернуться, стиснув зубы и скривившись от отвращения.

Разве я могу остановиться, пока снова не выковыряю в себе дыру?

Лежащий у ног рюкзак приоткрылся. Должно быть, я его пнула. Оттуда высунулась длинная тонкая коробка и письмо, которое только этим утром — а казалось, вечность назад — сестры передали мне от отца. Я оторвалась от запястья и подняла коробку. Сердце болезненно колотилось; коробка была как раз того размера и формы, чтобы в ней лежал кое-какой музыкальный инструмент. Я не знала, переживу ли, если там окажется не он.

Подняв и письмо, сначала я прочла его.

Дочка!

Подозреваю, ты мало что вспомнишь из нашего вчерашнего разговора, и это хорошо. Боюсь, я что-то болтал, как полный дурак.

И все же я должен тебе по крайней мере это. У твоей матери была не одна флейта, иначе я ни за что не решился бы ее сломать. Я до сих пор об этом жалею — не в последнюю очередь из-за того, как ты на меня смотрела. Я тебя предал. В нашем доме чудовищем была не ты, а я.

Но что было, то было. Я примирился с прошлым и с будущим. Делай, что считаешь нужным, и не бойся.

Со всей любовью, на горе или на счастье,

Папа

Дрожащими руками я открыла деревянный ящик. Внутри, завернутая в длинную полосу шафранной ткани, лежала флейта из полированного черного дерева, инкрустированная серебром и перламутром. У меня перехватило дыхание, я мгновенно почувствовала, что инструмент принадлежал ей.

Приложив флейту к губам, я сыграла гамму, гладкую, как вода. Оба запястья дергало от боли с каждым движением пальцев. Я взяла шафранную ткань и обвила вокруг левой руки с коростой. Это подарок от обоих моих родителей. Пусть он напомнит мне, что я не одинока, и защитит от себя самой.

Обновленная, я поднялась и направилась к двери. За ней ждала работа, которую некому больше было делать, кроме меня.

Комонот был настолько важным гостем, что ему отвели покои в личном крыле королевской семьи, самой роскошной и усиленно охраняемой части дворца. Подходя к посту стражи, я чувствовала, как в животе тревожно екает. У меня не было четкого плана, что плести на этот раз, не было заготовлено никакой удобной лжи. Я собиралась попросить позволения пройти к ардмагару и посмотреть, что получится.

Узнав в одном из охранников Майки Карася, старого знакомого, я едва не развернулась, но только стиснула обвязанное оранжевой тканью запястье, вскинула подбородок и подошла к нему как ни в чем не бывало.

— Мне нужно поговорить с ардмагаром, — сказала я. — Как это можно устроить?

Майки неожиданно улыбнулся.

— Идите за мной, госпожа концертмейстер. — Он распахнул передо мной тяжелые двойные двери и кивнул своим товарищам.

Страж проводил меня в закрытую жилую зону. Стены коридора украшали яркие гобелены, перемежающиеся мраморными статуями, портретами и постаментами, на которых красовались хрупкие стеклянные скульптуры и изящный фарфор.

Королева славилась своей любовью к искусству — видимо, здесь она и держала свою коллекцию. Я едва осмеливалась дышать, чтобы ненароком что-нибудь не опрокинуть.

— Вот его покои, — сказал Майки и, отворачиваясь, добавил: — Осторожней там… Принцесса Дион заявила, что старый саар пытался к ней приставать.

В это оказалось удручающе легко поверить. Я проследила взглядом за тем, как страж удалился по коридору, и отметила, что он не повернул назад, к своему посту, а пошел дальше по тому же крылу. Ему приказали пропустить меня, и он пошел доложить, что я явилась. Ну, не ругать же свою удачу. Я постучала в дверь Комонота.

Слуга — человек, молодой парнишка из пажей — открыл дверь сразу, но при виде меня сделал очень своеобразное лицо. Очевидно, ожидали здесь кого-то другого.

— Это мой ужин? Неси его сюда, — послышался из другой комнаты голос ардмагара.

— Это какая-то женщина, ваше превосходительство! — крикнул мальчик, когда я мимо него прошла в комнату, очевидно, служившую кабинетом. Мальчик, будто терьер, тявкал где-то под ногами: — Нельзя заходить, пока ардмагар не позволит!

Комонот что-то писал, сидя за широким столом; когда я вошла, он поднялся и уставился на меня, потеряв дар речи. Я присела в глубоком реверансе.

— Простите меня, сэр, но мы с вами еще не договорили, когда нас так грубо прервал ваш неудавшийся убийца.

Он по-деловому прищурился.

— Опять твоя теория заговора?

— Вы проигнорировали послание из отвращения к посланнику.

— Сядь, Серафина, — сказал он, указывая на мягкое кресло с резными завитушками, расшитое изящным лиственным орнаментом. Покои его были сплошь бархатная парча и роскошный темный дуб, даже потолок был украшен большими резными шишками, которые торчали из центра каждого кессона, словно гигантские чешуйчатые пальцы. В этом крыле дворца декор был куда более замысловатый, чем в моем.

С того разговора в кабинете епископа у ардмагара было довольно времени, чтобы протрезветь, и теперь он прожигал меня взглядом столь же пронзительным, как у Ормы. Комонот уселся напротив, задумчиво водя языком по зубам.

— Ты, должно быть, считаешь меня суеверным дураком, — сказал он, засовывая руки в объемные рукава своей вышитой накидки.

Прежде чем ответить, мне требовалось услышать больше — пока что, вполне возможно, он был прав.

— Признаю, — продолжал он, — я вел себя именно так. Тебя не должно существовать. У драконов бывают трудности со всем, что противоречит фактам.

Я едва не рассмеялась.

— Чем же я противоречу фактам? Вот она я, перед вами.

— А если бы ты была призраком и говорила то же самое, я должен был бы тебе верить? Разве не логичней было бы мне считать тебя симптомом собственного безумия? В соборе ты доказала мне свою вещественность. Теперь я хочу понять ее природу.

— Хорошо, — сказала я несколько опасливо.

— Ты происходишь из двух разных миров: раз у тебя есть материнские воспоминания, ты видела, каково это — быть драконом, могла сравнить с нахождением в саарантрасе и с тем, что значит жить как человек — или почти как человек.

Ну, с этим я могла справиться.

— Да, я испытала все три состояния.