Читать книгу "Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди"

— Но большая часть воинов не спартанцы, ты не можешь решать за всех. Они сами должны выбирать свою судьбу.

— A-а… демократия…

— Разве ты не видишь? Вылези из своей берлоги, Софос, посмотри на них!

Ксен вышел на порог, его голос теперь звучал очень отчетливо. Софос последовал за ним. Белое полотно снега было усыпано алыми кострами словно звездами.

— Посмотри на них: они всегда подчинялись тебе, сражались как львы в сотнях битв, теряли товарищей, увязали в снегу, падали в овраги, разбивались о скалы, засыпали ледяным сном смерти, пока несли караул, оберегая покой остальных. Их ранили, калечили, но они не останавливались, не теряли присутствия духа. Подобно мулам поднимались в гору, неся на себе доспехи, щиты, пожитки, раненых и больных товарищей — не возмущаясь, не жалуясь. Когда была возможность, хоронили погибших, не проронив ни единой слезы, потрясая копьями и выкрикивая имена друзей. А знаешь почему? Потому что верили в тебя, не сомневались в том, что ты выведешь их отсюда. Они знали, что в конце этого бесконечного похода их ожидает спасение, — до сих пор так думают!

Делай со мной что хочешь, можешь обвинить меня во всем — по сути, ты будешь прав, — пусть я останусь один на один со своей судьбой, приму полагающееся мне наказание, но отведи их назад, Софос, отведи парией домой.

Последовала долгая, нескончаемая пауза. И в наступившей тишине, тягостной, гробовой, я услышала далекое ворчание грома, увидела внезапные вспышки молний на горизонте. Боги, где-то шел дождь, а я смотрела на безмолвный танец снежных хлопьев, и молнии смотрели вместе со мной. Где-то наступала весна!

Я заплакала, свернувшись клубочком под брюхом коня, заплакала от чувства, столь сильного, что оно растопило лед в моем сердце. Потом вдруг голос Софоса нарушил тишину:

— Ты прав, летописец, мы не можем так с ними поступить. Вернемся. Отведем их домой. А потом пусть боги сделают так, как посчитают нужным.

26

Снег шел всю ночь, весь следующий день и всю следующую ночь.

Как будто боги хотели сообщить нам, что решение возвращаться принято слишком поздно. Что судьба наша уже определена и мы не можем изменить ход событий.

Ксену и другим охотникам удалось поймать множество диких зверей при помощи разного рода ловушек и капканов, поэтому еды у нас теперь было в изобилии; однако, когда снегопад кончился и бледное солнце стало пробиваться сквозь туман, мы не обнаружили ни тропинки, ни собственных следов, и река тоже пропала из виду. Она текла под слоем льда, который в свою очередь скрывался под густым покровом снега, доходившим нам до пояса, и каждый шаг стоил огромного труда.

Мы все равно решили выступать — так велико было желание развернуться и двинуться на запад, — но наши военачальники, которым поручили изучить новый маршрут по звездам и по солнцу, сочли, что идти обратно той же дорогой слишком долго. Кроме того, пришлось бы снова пересекать земли воинственных племен, с которыми мы уже вступали в битву.

Предполагалось двигаться сначала на север и через несколько переходов повернуть на запад. Таким образом, по их мнению, мы доберемся до места, расположенного недалеко от моря. Командиры также надеялись использовать проводников, которые помогут нам отыскать дорогу. Расчет строился на том, что по пути встретятся народы, не знакомые с нами и менее враждебно настроенные.

Итак, мы выступили. Во главе колонны шла легкая пехота, за ней — тяжелая, потом — вьючные животные с поклажей и женщины, и, наконец, конный отряд — как всегда, под предводительством Ксена.

Мелисса на протяжении нескольких дней избегала меня, боясь, что я затаила на нее зло, но я через одну из девушек передала, что буду ждать ее во время вечерней остановки в середине лагеря. Она явилась ко мне, низко опустив голову, покрытую платком, в башмаках из овечьей кожи, подвязанных кожаными веревками. Что случилось с ее красивыми, изящными сандалиями? Где она потеряла свои мази, тени для глаз, краску для бровей, бальзам для волос? Когда красотка подняла на меня глаза, я увидела перед собой кончик носа и щеки, покрасневшие от мороза, спутанные волосы, потрескавшиеся губы, распухшие от холода руки. И все же красота осталась: в блеске глаз, в чувственной линии губ, даже в тембре и выражении голоса.

— Ты никогда меня не простишь, — начала она.

— Не говори глупостей. Я не ждала от тебя никакого героизма. Ты сделала что смогла. В конце концов то, чего мы хотели, осуществилось: войско возвращается, Мелисса. Рано или поздно доберемся до моря, снова наступит весна, мы почувствуем на лицах дыхание теплого ветра, ощутим запах цветов. Нам только нужно запастись силами и мужеством. Мы уже столько вытерпели, самое тяжкое — позади… по крайней мере я на это надеюсь.

Мелисса бросилась мне на шею и долго, плача, обнимала. Потом она вытерла глаза и ушла.

Не знаю, права ли я была, произнося эти слова, действительно ли худшее осталось позади: ведь тот путь, что нам предстоял, готовил тяжкие испытания, требовал нечеловеческих усилий. Мы шли по пояс в снегу, наша самодельная обувь сразу же промокала, ноги мерзли, и холод распространялся по всему телу. Время от времени приходилось останавливаться, сушиться и, если представлялась возможность, переобуваться.

Вьючные животные часто проваливались в снег так глубоко, что не могли сделать ни шагу, ложились на живот и больше не двигались. Приходилось освобождать их от поклажи, разгребать вокруг снег, расчищать дорогу, снова грузить и толкать вперед.

Иногда солнце лишь проглядывало сквозь тучи, иногда ослепительно сняло на лазурном небе, и тогда блеск снежного покрова делался столь невыносимым, что мы надевали на глаза повязки из темной ткани. Потом, к вечеру, опять начинал падать снег: тонкие ледяные иглы немилосердно жалили наши лица, часами, без остановки. Многие девушки болели: пылали жаром и кашляли, даже умирали от этой хвори; немало мужчин разделило их судьбу.

Но ни один труп не оставили на растерзание диким животным.

Ксен не позволял этого, движимый глубоким религиозным чувством и уважением к товарищам. Каждому устраивали похороны — самые простые. Женщины плакали, подруги со слезами на глазах дарили погибшим последний поцелуи, воины с боевым кличем поднимали копья в затянутое черными тучами небо, десять раз выкрикивали имена павших, эхом отражавшиеся от бесстрастных, девственных вершин.

Встречая на своем пути деревни, мы забирали еду, корм для животных, укрывались от ненастья. Помню, однажды мы несли с собой на носилках юного воина, серьезно пострадавшего от когтей медведя во время охоты. Зверь разорвал ему правое плечо, рана загноилась, поднялась температура, он бредил. Охотник наверняка умер бы, не уложи мы его в постель.

Воина звали Деметрий, и дочь старосты деревни сама стала ухаживать за красивым юношей — светловолосым, с ярко-голубыми глазами, темными ресницами и бровями, — менять повязки, накладывать на рапу местные снадобья. Полагаю, она влюбилась и, когда пришло время выступать, попросила оставить юношу у них. Софос созвал военачальников, чтобы принять решение: многим казалось предательством оставить грека среди варваров. Наконец пришли к выводу, что единственный способ спасти его — это вверить заботам местных жителей, и мы двинулись в путь без Деметрия.