Читать книгу "Брызги шампанского - Виктор Пронин"

– Хорошо. – Он направился в хату.

– Простите, пожалуйста! – громче, чем следовало, произнес Здор, чтобы предупредить Валентину и дать ей немного времени убрать следы их безнравственного поведения.

– Да, слушаю, – обернулся Фаваз уже от двери.

– Вы меня узнали?

– Конечно. Мы с вами встречались. В Москве, – Фаваз снова повернулся к двери.

– Простите, пожалуйста! – опять закричал Здор.

– Слушаю!

– Нам надо поговорить. Я для этого сюда и приехал.

– Поговорим, – кивнул Фаваз, и хотя Здор опять что-то прокричал ему вслед, все-таки вошел в дом и бросил за собой дверь так, что она погасила все звуки, которые, возможно, уже раздавались в хате.

– Ладно, – пробормотал Здор. – Что мог, сделал. А дальше, дорогая, выкручивайся как можешь.

Валентине, видимо, удалось выкрутиться, поскольку через пять минут она появилась с улыбкой на устах. Подойдя к столику, взяла опустевшую банку из-под наливки, не оборачиваясь к хате, подмигнула Здору, давая понять, что Фаваз, скорее всего, наблюдает за ними сквозь занавеску на маленьком окне.

– Ты меня выручил своими криками, – сказала она. – С меня причитается.

– Только натурой.

– А на другое и я не согласна, – улыбнулась Валентина. – Он зовет тебя. Заходи, – она первой прошла в хату. – Вы побеседуете, а я пока соображу на стол.

– Годится, – кивнул Здор.

Фаваз сидел в комнате за столом, накрытым кружевной скатертью, и нетерпеливо барабанил пальцами. На Здора взглянул исподлобья, но с любопытством, что-то он хотел для себя уяснить, на что-то надеялся.

– Садитесь, – сказал Фаваз, показав на стул напротив себя. – Как добрались?

– Спасибо, хорошо. А вы?

– Давно из Москвы? – спросил он, не слыша вопроса.

– Вчера выехал. Сегодня здесь.

– Когда снова собираетесь?

– Поговорим – и в обратную сторону.

– Как же вы нашли меня?

– О! Секрет фирмы! – воскликнул Здор, решив, что выдавать Валентину не следует. – Сам даже удивился.

Произошло нечто странное – последние слова если не обрадовали Фаваза, то, во всяком случае, вызвали какое-то оживление, словно он услышал нечто приятное для себя, обнадеживающее.

– Ваши обрадуются, когда вы им доложите о своем успехе, – не то спросил Фаваз, не то предположил – в его мягких, завораживающих словах Здор еще не привык разбираться быстро и безошибочно. Нашкодив в этом доме, он, сам того не заметив, потерял наступательность, и похвала Фаваза ему даже польстила.

– Премию выпишут! – воскликнул Здор, опять подтвердив какие-то мысли и настроения Фаваза. – Из вашего долга!

– А какой за мной долг?

– Три сухогруза с лесом. Контора подсчитает.

– Подсчитает, – согласился Фаваз, будто сделал одолжение, будто речь о пустяках и его ответ – просто манера поддержать необязательный разговор. – Значит, отпустили вас на два дня, – обронил Фаваз вроде бы незначащие слова.

– Да никто меня не отпускал! – сорвалось у Здора. – Сам поехал. Сам приехал.

– Они что же, и не знают о вашем успехе? – спросил Фаваз с печалью, которая производила впечатление искренности и расположения.

– Узнают! – хохотнул Здор. Он оглянулся на стоявшую в дверях Валентину, посмотрел на Фаваза, и что-то в нем напряглось – он понял, что до него дошло не все сказанное, может быть, как раз главного-то он и не уловил. Валентина смотрела на него чуть ли не с испугом, Фаваз водил пальцем по вышитым узорам скатерти и, казалось, был равнодушен к тому, о чем они говорят, будто другие мысли, более важные, занимали его в эти минуты.

Здор помолчал, искоса поглядывая по сторонам.

Фаваз тоже молчал.

– Так что?

– Вы о чем?

– О деньгах.

– Ах, о деньгах... – протянул Фаваз. – Так бы сразу и сказали... Так бы сразу и сказали, – повторил он механически, как говорят слова незначащие, предназначенные лишь для того, чтобы успокоить собеседника – продолжай, дескать, внимательно тебя слушаю.

– Да, о них, родимых! – уже твердо произнес Здор. Он понимал – разговора не получается. Фаваз думает не о том, как отдать деньги, когда и в каком количестве. Он думает о другом.

– Вы напрасно беспокоились, – проговорил Фаваз нечто внятное. – На следующей неделе я собираюсь в Москву. У меня уже билет в кармане. Но поскольку вы приехали, проделали столь долгую дорогу... Некоторую сумму я могу вам дать, под расписку, естественно.

– Я дам расписку.

– Чтобы вы могли предстать перед своими товарищами достойно и, как говорят, с победой.

– Пусть так, не возражаю.

– Хорошо, – Фаваз поднялся, подошел к старому комоду, купленному, наверно, не меньше пятидесяти лет назад, выдвинул ящик, покопался там, отгородившись от Здора полноватой спиной, что-то положил в ящик из кармана, что-то сунул в карман и наконец повернулся, держа в руке чистый лист бумаги. – Вот, – сказал он. – Ручка есть?

– Пиджак во дворе остался, – Здор похлопал себя по карманам. – Сейчас принесу.

– Стойте! – воскликнул Фаваз. – Есть ручка... Зачем вам бегать, – и он протянул Здору шариковую ручку из голубоватой пластмассы застиранного цвета. – Пишите.

– Что писать?

– На какую сумму вы рассчитываете?

– Ну, – помялся Здор, – допустим...

– Сто долларов вас устроят?

– Сколько? – отшатнулся на спинку стула Здор.

И только сейчас, только сейчас посмотрев на Фаваза зло и в упор, он увидел, что тот стоит уже ближе к двери и в его согнутой, прижатой к туловищу правой руке тускло поблескивает маленький черный пистолет. Здор поначалу его и не увидел, в комнате стоял полумрак, и только издевательское предложение Фаваза о ста долларах как бы отрезвило его и образумило.

– Да, Миша, да, – печально сказал Фаваз на немой вопрос Здора. – Согласись, мне больше ничего не остается.

– Но тебя же найдут на краю света!

– Не найдут, – улыбнулся Фаваз. – Ты сам только что рассказал, что никто не знает о твоих поисках и находках. И то, что ты здесь, тоже никому не известно. Осторожней, Миша! – тихо предупредил Фаваз, заметив, что Здор медленно двинулся к двери. – Не торопись, послушай. Звук у этого пистолета очень тихий. Никто не услышит. Промахнуться с трех метров невозможно. В этой деревне не принято просто так ходить в гости. Сюда никто не придет в ближайшие несколько дней. Ты понимаешь меня?

– Слушай, Фаваз, так себя не ведут.

– Не будем спорить. Я повторяю – мне больше ничего не остается. Я не буду стрелять, если послушаешься меня.