Читать книгу "Большая телега - Макс Фрай"

Я пожал плечами:

— Действительно впечатляет. Всегда знал, что я немного с придурью, но как-то не догадывался о ее масштабах. Но ты имей в виду, я просто человек настроения. И что особенно прискорбно — чужого настроения. То есть, когда вокруг меня все страдают, это совершенно невыносимо. И я, понятно, говорю и делаю разные глупости — просто чтобы разрядить обстановку. Это мне обычно удается. Ну и не секрет, что, когда человек по какой-то причине твердо верит, что все будет хорошо, ему воздается по вере. Жизнь любого человека — зеркальное отражение его представлений о ней. В этом смысле каждый действительно творец своего счастья. И несчастья. Второе, понятно, получается лучше: мы же унылые все, нервные и озабоченные. А я — типичный придворный шут в изгнании, поднимать настроение окружающим — то, что я действительно умею. Но в этом нет ничего из ряда вон выходящего.

— Может быть, — говорит Феликс. — Все может быть. Неважно. Совершенно неважно, как ты сам все это объясняешь — мне или даже себе. Важно, что ты это делаешь. И у тебя всегда получается — факт.

— Ладно, — вздыхаю, — как скажешь. Мне не жалко. Так чего ты от меня хочешь? Чтобы я сказал тебе: «Все будет хорошо»? Пожалуйста: все у тебя будет хорошо. Уже хорошо.

— Еще как хорошо, — серьезно кивает Феликс. — Я тебя нашел, ты меня не послал подальше, сидим, разговариваем. Лучше не бывает. А теперь покажи мне мою дверь, пожалуйста. Знал бы ты, как меня сейчас колбасит, аж в глазах темно. И земля под ногами какая-то… жидкая. Хорошо еще, что мы сидим.

Ишь ты. А со стороны не заметно. Или врет, или самоконтроль у этого мальчика такой, что мне и не снилось. Когда меня самого колбасит, это, по-моему, за пару километров видно.

— Сейчас я еще кое-что тебе расскажу, — тихо, уставившись в стол, говорит Феликс. — Тебе, наверное, не понравится. Но ты, пожалуйста, потерпи. Если хочешь, давай договоримся, что я — да, псих. Но тихий и безобидный. И если ты выполнишь мою просьбу, я от тебя отстану.

— Выкладывай.

— Четыре дня назад ты мне приснился. — Невольно повинуясь законам жанра, мальчик перешел на таинственный шепот. — То есть ты мне и раньше снился, часто и в разных обстоятельствах, но это не обязательно что-то значит, я же думал о тебе все время, информацию собирал, понятно, что мозг во сне был вынужден как-то ее перерабатывать. Но последний сон — совсем другое дело. Ты был очень сердит. Кричал на меня: «Какого черта ты тянешь? Времени совсем не осталось. Я что, сам должен тебя искать?» Но все это тоже ладно бы. Потому что потом ты дал мне ключ и сказал: «Когда найдешь меня, отдашь обратно, после этого из меня веревки можно будет вить. Только смотри не потеряй, у меня дубликата нет». Я проснулся, а ключ в кулаке, так сжимал его, что палец до крови поцарапал — видишь, еще не зажил… Вот он, отдаю, как договаривались.

И протягивает мне маленький синий, почти игрушечный ключик от моего берлинского почтового ящика. В начале недели я заезжал домой, но задерживаться не стал: у меня там друзья живут, пока я в разъездах. Так вот, почту я тогда достал, значит, ключ был при мне. А потом? Фиг знает. Но оставить его я мог только в берлинской квартире, ну или по дороге посеять, неважно. Важно, что в Ольгином доме я этот ключ не терял, поэтому единственное разумное объяснение отпадает. Как же я этого не люблю.

Но вслух я говорю только «спасибо», беру ключ и кладу в карман.

— Так ты покажешь мне дверь? — нетерпеливо спрашивает Феликс. — Думай что хочешь, но, кажется, для меня это вопрос жизни и смерти.

— Значит, так. — Я решительно поднялся из-за стола. — Давай договоримся. Сейчас мы пойдем прогуляемся, заодно поглядишь на Нордхаузен, вот уж воистину благословенное захолустье. По дороге найдем для тебя какую-нибудь симпатичную незапертую дверь — заходи на здоровье и делай там что заблагорассудится. Но это — все. Я имею в виду, ты не будешь потом уныло ходить за мной повсюду и просить найти какую-нибудь другую дверь, поволшебней, потому что с этой ничего не вышло. И больше никаких «секретных материалов». Дело о моих чудотворных слезах будет закрыто раз и навсегда. Если ты мне это твердо обещаешь, я не стану бросать тебя в Рейхенбахский водопад, а, напротив, отведу на Бейкер-стрит и куплю мороженое.

— Можно даже без мороженого, — серьезно сказал Феликс. — Хотя если тут можно найти малиновый «Мёвенпик»…

Хороший все-таки ребенок. Хоть и псих. Опасный псих с ключом от моего почтового ящика. Интересно все-таки, где он его взял. Потому что если я действительно завел моду сниться незнакомым людям и раздавать им свое скудное имущество, добром это не кончится, надо как-то подвязывать.

По дороге он задал только один вопрос:

— А все-таки что было пятого мая тысяча девятьсот семьдесят девятого года?

— Пятого мая тысяча девятьсот семьдесят девятого года была очень хорошая погода. В связи с этим я впервые в жизни прогулял школу. Первым уроком в тот день было черчение, а я его люто ненавидел. С вечера тосковать начинал, когда вспоминал, что оно есть в завтрашнем расписании. А в тот день вышел из дома, увидел, как вокруг хорошо, и решил: не пойду в школу, и будь что будет. И не пошел. И ничего мне за это не было. Я имею в виду, ничего страшного. Классная побурчала, конечно, для порядка, а потом сама же все уладила: я по остальным предметам тогда отличник был… Неважно. Важно, что пятого мая тысяча девятьсот семьдесят девятого года я понял: если чего-то очень не хочется, можно это не делать, вернее даже, нужно не делать, и ничего за это не будет, а, напротив, все будет замечательно. Фундаментальное открытие, между прочим, оно мне всю жизнь перевернуло.

— А если чего-то очень хочется, можно делать, да? — обрадовался Феликс. — И даже нужно. И тоже ничего за это не будет, так?

— Теоретически так. Но лично мне это правило не очень подходит. Мне, может, убить всех хочется трижды на дню — и что теперь?

— Врешь ты все. — Феликс лучезарно улыбнулся. — Если бы тебе действительно хотелось, всех бы и убил. А ты просто делаешь вид.

Псих-то он, конечно, псих. Но местами довольно проницательный. Я бы, пожалуй, с ним еще потрепался — потом, при условии, что он сдержит обещание и не станет действовать мне на нервы своими «рассказами о необычайном». Все, надо уже кончать эту комедию, прямо сейчас, вот на этом месте, благо название улицы подходящее. И пусто вокруг, ни души, единственный ресторан — и тот, видимо, обанкротился, дверь и окна ставнями закрыты. А рядом как раз приоткрытая калитка — то что доктор прописал.

— Все, — говорю, — пришли. Я тебе обещал Бейкер-стрит? Ну вот, почти не соврал — Бёкерштрассе. Как тебе вон та калитка? Подходит?

— Как скажешь, — смиренно кивает Феликс. — Калитка так калитка. Ну, я… пошел, да?

— Ага, давай. Я тебя тут подожду. И не расстраивайся, если что, я и в этой реальности знаю пару-тройку неплохих местечек. Среди них одна очень приличная московская клиника, там нормальные люди работают, хорошие специалисты, по крайней мере доить тебя понапрасну точно не будут. Хочешь, расскажу.