Читать книгу "Жизнь Пи - Янн Мартел"

Остаток дня и всю ночь я просидел на плоту, не спуская с него глаз. Мы ни словом не перемолвились. Он запросто мог бы обрезать веревку и от меня отделаться. Но – нет. Я оставался с ним – как живой укор совести.

Утром я подтянул плот к шлюпке – прямо у него на глазах. Я был совсем без сил. Он ничего не сказал. Я держался спокойно. Он поймал черепаху. Дал мне напиться ее крови. Потом разделал ее и положил для меня на среднюю банку лучшие куски. Я поел.

Потом мы схватились, и я его убил. На лице его не отражалось ничего – ни отчаяния, ни гнева, ни страха, ни боли. Он сдался. Он позволил себя убить, хоть и не без борьбы. Он понял, что зашел слишком далеко – даже по своим скотским стандартам. Он зашел слишком далеко и не хотел больше жить после этого. Но вины за собой не признал. Ну почему нам так трудно свернуть с пути зла?

Нож все это время лежал на виду – там же, на средней банке. Мы оба это знали. Он мог бы сам его взять – с самого начала. Он же сам его туда и положил. Я схватил нож. Ударил его в живот. Он скривился, но не упал. Я выдернул нож и ударил еще раз. Полилась кровь. Но он все стоял. Только голову приподнял – и посмотрел мне прямо в глаза. Может, он хотел этим что-то сказать? Думаю, да, – и я его правильно понял. Я ткнул его ножом в горло, у кадыка. И он сразу рухнул как подкошенный. И умер. Без единого слова. Не было никаких предсмертных речей. Только кашлянул кровью – и все. Чудовищная сила инерции у ножа: стоит ему прийти в движение – уже не остановишь. Я все бил и бил его этим ножом. Боль в потрескавшихся ладонях унялась от его крови. С сердцем я долго возился: столько всяких трубок пришлось перерезать, чтобы его наконец вытащить! Но оно того стоило – оказалось куда вкуснее черепах. Я и печень съел. И срезал здоровенные куски мяса.

Он был настоящий злодей. Но куда хуже другое: он столкнулся со злом во мне – с эгоизмом, гневом, жестокостью. Теперь мне с этим жить – и никуда от этого не деться.

Пришло время одиночества. Я обратился к Богу. И выжил.

[Долгая пауза.]

– Ну, что? Так лучше? Есть тут такое, во что вам трудно поверить? Или опять хотите, чтобы я что-нибудь изменил?

Г-н Чиба: – Какая жуткая история.

[Долгая пауза.]

Г-н Окамото: – А вы заметили, что и у зебры была сломанная нога, и у этого тайваньского матроса!

– Не-ет…

– А гиена отгрызла зебре ногу точь-в-точь, как этот кок отрезал ногу матросу.

– Ох-х-х… Окамото-сан, и как вы только все замечаете?!

– А тот слепой француз из другой шлюпки – помнится, он сознался, что убил мужчину и женщину.

– Да, точно.

– А кок убил матроса и мать мальчишки?! – Вот это да! – Много общего у этих историй.

– Значит, тайваньский матрос – это зебра, мать – орангутан, а кок… а кок – гиена. Выходит, что сам он – тигр!

– Да. Тигр убил гиену – и того слепого француза. Точь-в-точь, как он убил кока.

Пи Патель: – У вас не найдется еще шоколадки?

Г-н Чиба: – Сейчас. Вот!

– Спасибо.

Г-н Чиба: – Но что же все это значит, Окамото-сан!

– Понятия не имею.

– А остров? И кто такие сурикаты?

– Не знаю..

– А эти зубы? Чьи же зубы он нашел на дереве?..

– Не знаю. Что я, по-вашему, в голове у этого мальчишки сижу?

[Долгая пауза.]

Г-н Окамото: – Извините меня за навязчивость, но все-таки… не говорил ли кок чего-нибудь о том, как затонул «Цимцум»?

– В этой другой истории?

– Да.

– Не говорил.

– Не упоминал ли он каких-нибудь событий, произошедших рано утром второго июля? Событий, которые могли бы объяснить случившееся?

– Нет.

– Не заходила ли речь о каких-нибудь неполадках в машине или о физических повреждениях корпуса?

– Нет.

– А о других судах или иных объектах на море?

– Нет.

– Хоть чем-то он мог объяснить крушение «Цимцума»?

– Нет.

– А не говорил ли он, почему не послали сигнал бедствия?

– А если бы и послали? По моему опыту, когда тонет ржавая третьесортная посудина – если это, случаем, не танкер, способный угробить целую экосистему, – всем плевать, никто о ней и не вспомнит. Спасайся как можешь.

– Когда в «Ойка» заметили неладное, было уже слишком поздно. Для воздушных спасателей – слишком далеко. Суда в секторе были оповещены. Но никто ничего не видел.

– А что до нас, то не только судно было третьесортное. Вся команда – мрачный, грубый сброд. Вкалывали, только когда помощники капитана смотрели, а стоило тем отвернуться – тут и делу конец. По-английски ни слова не знали, и никакого проку нам от них не было. От некоторых уже к середине дня спиртным разило. Кто его знает, что эти идиоты могли натворить? А помощники капитана…

– Что вы хотите этим сказать?

– Чем?

– Вы сказали: «Кто его знает, что эти идиоты могли натворить».

– А-а, я имел в виду, может, они спьяну выпустили зверей.

Г-н Чиба: – У кого были ключи от клеток?

– У отца.

Г-н Чиба: – Так как же матросы могли открыть клетки без ключей?

– Не знаю. Может, ломом.

Г-н Чиба: – А зачем им было это делать? Зачем выпускать из клетки опасного дикого зверя?

– Не знаю. Откуда мне знать, что им там под мухой в голову взбрело?! Выпустили – и все тут. Факт есть факт – звери оказались на воле.

Г-н Окамото: – Прошу прощения… Вы сомневаетесь в профессиональной пригодности команды?

– Еще и как сомневаюсь.

– Видели ли вы кого-либо из штурманского состава в состоянии алкогольного опьянения?

– Нет.

– Но матросов – видели?

– Да.

– А помощники капитана, по-вашему, действовали компетентно и профессионально?

– Да мы с ними почти не общались. И к животным они близко не подходили.

– Я имею в виду, умело ли они вели судно?

– Ну откуда мне знать? Думаете, мы с ними каждый день чаи распивали? По-английски они, правда, говорили, но в остальном были что те же матросы. В кают-компании они нас не привечали, за едой и двух слов не желали сказать. Болтали между собой по-японски, будто нас и не было. Мы же для них были просто грязные индусишки, да еще с таким хлопотным грузом. В конце концов мы стали обедать в каюте у мамы с папой. «Зов приключений!» – говорил Рави. Понимаете, это же было приключение – потому и казалось сносным. А на самом-то деле мы только и знали, что выгребать из клеток грязь да возиться с кормежкой, пока отец строил из себя ветеринара. Если с животными все в порядке, то и нам волноваться не о чем – вот как оно было. А насколько были компетентны помощники капитана, – этого я не знаю.