Читать книгу "Дурная кровь - Даха Тараторина"

— Возле Крепости, на кладбище, тоже была метка…

— И возле Рощи, и в Нижних Загребах… Везде в устье Рогачки! И возле каждой метки жила колдунья, подпитывающая её. Я селила колдуний в нужных мне местах.

— Я не знала…

— Никто не знал! В том и прелесть! — Кара развернулась к зеркалу и принялась переплетать собственную косу, хитро поглядывая на дочь. — Мы собирали колдуний, привозили сюда. И отправляли каждую к покровителю, к тому, кто мог бы защитить её. До поры. До тех пор, как я позову вас всех домой.

— Ты продавала их, да?

— Сдавала в аренду, — гребень чиркнул по волосам, как меч по животу человека, чья жизнь оборвалась на глазах у маленькой девочки. Чья кровь брызнула в сосуд, полный живительной прозрачной влаги. Мужчина доверчиво снял ножны, оставил на скамье, и потянулся к чаше… И, наверное, так и не понял, откуда пришла боль и почему вода вдруг стала красной.

Теперь Кара смотрела на отражение колдуньи, а той казалось, что восемь паучьих глаз выглядывают из каждого осколка.

— Мне же нужно было платить охотникам жалование! И построить на что-то этот дом, и обеспечить наше будущее…

— Как давно ты делала это?

Кара коснулась тонкими пальцами трещин на зеркале, точно надеялась, что что-то ещё способно срастить их в единое целое. Но разбитое стекло не склеить, а порванную на кусочки измаранную душу не сшить в белоснежное полотно.

— Порой мне кажется, что всегда…

Насколько же устала эта женщина, что целую жизнь отдала ненависти? Как глубоко разъела её злость? Талла опустилась на пол, обняла колени. Спрятаться бы в тёмной норе да сидеть тихонько, пока плохое не закончится, пока не явится сильный, смелый мужчина, способный отогнать от неё зло… Но мужчина не явится.

— За что ты ненавидишь их? За что ты так всех нас ненавидишь?!

— Ненавижу?! — Кара игриво прислонила серьги к ушам — примерить. Не одобрила, попробовала другие. Увлекшись, не отвечала ещё долго, но всё же решилась: — Я не ненавижу. Я люблю тебя и всех наших сестёр. А на людей мне плевать. Уберегутся — скатертью дорога. Сдохнут — тоже не жалко. Королю пора подвинуть своё величественное седалище на троне, девочка моя. Мы — настоящая сила. У людей такой нет. И мы могли бы потребовать куда больше, но… но я всего лишь решила откусить кусочек земли. Отрезала, пометила его своей магией, чтобы нечисть выгнала недостойных. А нам эти твари ничего не сделают. Лишь будут шнырять вдоль границы, отгоняя тех, кто тут даром не нужен.

— И что же? Станем вечно прятаться, отделившись от остального люда?

— Почему же вечно? До поры. Надо же с чего-то начинать. А уж какая мощь вырастет из нас позже, поглядим. Колдуньи куда сильнее, чем кажется. Ты, глупышка, тянула из людей болезни, смерть тянула. Но ты и представить не можешь, сколько нам подвластно, если тянуть из них жизнь! Я должна научить тебя всему. Всех вас научу, и вот тогда мы поглядим, кто действительно не угоден Богам: колдуньи или люди.

— Не надо, — Талла съёжилась маленьким комочком. Вот бы нырнуть в крепкие объятия, потереться о колючий подбородок… И вновь покажется, что нету на свете ничего дурного. — Ты ничего мне не должна.

Кара медленно приблизилась к дочери. Упитанная и невысокая, смешная, румяная и добродушная. Вопреки всему этому она казалась монстром, способным выпить до капли всё, чем являлась дурная. Женщина подцепила подбородок дочери тонкими пальцами, пытаясь рассмотреть хоть намёк на ту нить, что связывала их когда-то. И, горько скривившись, отпустила.

— А вот ты — должна. И я возьму долг сполна, девочка.

Робкий стук в дверь прогремел набатом. До чего же Талла обрадовалась пришедшему, кем бы он ни был!

— Госпожа Кара? — в щель заглянул грязный и резко пахнущий лошадиным потом мужчина.

— Ламард, ты уверен, что готов ко встрече после последнего проступка? — холодно повернулась к нему колдунья. Талла не видела, но знала, что её глаза заискрились синим пламенем.

Мужчина поспешно уменьшил щель, в которую заглядывал, но не ушёл.

— Простите, госпожа. Я повиниться… Дараю всё-таки отыскал…

Кара всплеснула руками и поспешила к дверям, чтобы распахнуть их во всю ширь и крепко обнять мужчину, не думая, чем он там пахнет и насколько длинный путь преодолел верхом:

— Что ж ты сразу не сказал?! И почему вдруг госпожа? Звал бы меня матушкой, как раньше! Ламард, милый, как же ты вовремя! — она обцеловала его чумазое лицо. — Хороший мальчик! Я знала, что ты хороший мальчик!

Прежде чем выскочить из комнаты, она вернулась к дочери, присела на корточки и убрала за уши её распущенные локоны.

— Что ещё тебе от меня нужно? — Талла подняла на неё пустые глаза.

— Платье возьми в сундуке, — деловито скомандовала Кара. — Волосы не сплетай. Прихорошись. Ввечеру пришлю за тобой.

Все совершают ошибки. Дурная смотрела, как тени под дверью, чуть помявшись и пошептавшись, расходятся, и повторяла про себя, что все совершают ошибки. Но об ошибках положено жалеть. А паучиха наслаждалась каждой. Кары не было в гниющей деревне, она не слушала вечерами пение бабы Руты, обречённой лесничихи, и не говорила с Отто, лишившимся жены. А Талла — да. И она знала цену ошибок матери.

Забиться бы в нору, укутаться в темноту, тихонько заплакать и ждать, пока придёт спасать сильный и смелый мужчина…

Но он не придёт.

Потому что он уже здесь.

Талла пробуравила взглядом тяжёлый сундук и, выравнивая дыхание, как можно спокойнее проговорила:

— Теперь ты мне веришь?

Крышка тяжело приподнялась, выпуская на волю покрытого шрамами охотника.

— Могли б и повместительнее какую тару притащить, — пробурчал он, разминая шею.

— Чтобы тебе удобнее устроиться? Ну так заранее бы предупредил.

— В следующий раз — обязательно, — кратко пообещал Верд. — А в этот просто свалим. Где грёбаный Санни?

Глава 22. Слишком поздно, чтобы бежать

Приземистый охотник, которому доверили поглядывать за своенравной колдуньей, откровенно скучал. С тех пор, как Верд передал ему ключ с просьбой отнести Каре, не случилось ровным счётом ничего интересного, а суетящиеся в кормушке перед окном снегири лишь напоминали, что по тронному залу носятся сослуживцы, занимаясь чем-то куда более важным. Охранник хотел укоризненно зыркнуть на запертую дверь, но поленился оборачиваться. Вместо этого зевнул так широко и сладко, что самый любопытный снегирь спорхнул на ставень, проверяя, не припрятали ли хитрые человеки самое вкусное внутри дома.

Захлопнуть рот уже не удалось: чья-то крепкая рука затолкала в него скомканную тряпицу, заставив проглотить недоумённый возглас. Та же рука крепко по-дружески приобняла за шею и прижала, пока не начало темнеть в глазах. Последнее, что разглядел горе-стражник, — физиономия дурной девки, почти уткнувшейся своим носом в его.