Читать книгу "Каменная пациентка - Эрин Келли"

Горничные в белых фартуках разносили серебряные блюда между седыми мужчинами. Такой дом, как Гринлоу-Холл, будто ожил в этот день; он был создан для приемов, для поставщиков провизии и карманов плакальщиков. Было слишком много еды. Местные женщины взялись принести бутерброды, колбасные рулеты и пироги. Они тихо плакали на пороге, роняя слезы на тарелки, плотно обернутые пищевой пленкой. Они все были одинаковыми с виду и имели одинаковые взгляды: унылые англосаксонские церковные старосты и учителя воскресной школы, члены Женского института, «Бурые совы» и «Акелы»[21].

Дни после смерти Робина дали Хелен глубокое понимание той идеи, которой она раньше с успехом сопротивлялась: Англия держится на женщинах-консерваторах. Любой, кто находил партию Тори чересчур жестокой, а сострадательный консерватизм считал оксюмороном, упускал из виду хлопотливых домохозяек с региональными корнями.

Конечно, Хелен предпочла бы умереть, чем стать одной из них.

Она почти стала.

Ее взгляд остановился на Дэмиане и Мичико. Мичико поймала его и слегка подтолкнула Дэмиана локтем. Тот не удосужился скрыть свое нежелание, но приблизился.

– У меня не было возможности как следует представить Мичико раньше, – сказал он. – Так. Мам, это Мичико. Мичи, это моя мама.

Мичико улыбнулась: все, что ей раньше рассказывали о Хелен, промелькнуло на ее лице, затем это выражение исчезло и там появилась маска сочувствия.

– Мне очень жаль, что вышло познакомиться с вами в такой печальный день, – сказала она, принимая руку Хелен.

– Это хорошо, что ты пришла.

– Боже, я не могла позволить ему находиться здесь одному.

Смысл был ясен: быть с Хелен – означало быть одному.

– Как бы там ни было, Дэмиан, давай-ка свой стакан, я тебе долью. Я поведу, когда поедем домой. И тарелку, впрочем – тебе нужно правильно питаться.

Хелен никогда не видела, чтобы Дэмиан смотрел на нее – да и на кого-либо – с такой нежностью, которой он наградил Мичико.

– Как работа? – спросила она его.

Его плечи на дюйм поникли.

– В общем все идет хорошо. Я только что получил должность помощника продюсера в документальном сериале.

Хелен была ошеломлена, что закончились бесконечные стажировки и приостановленные «проекты» начали осуществляться.

– Но… Дэмиан, это же чудесно!

– Ну, это странное чувство. Я имею в виду, что принял предложение сразу после того, как узнал насчет папы, так что… это не ощущается как торжество. Но да, это очевидный следующий шаг к фильму, который я действительно хочу снять.

– О, вот как? И о чем же?

Он выпятил подбородок, словно защищаясь от нее.

– Об истории английских учреждений. Я буду рассказывать в основном о школах-интернатах и о том ущербе, который они наносят маленьким детям.

Эти колкие слова пронзили если не сердце Хелен, то по крайней мере ее кожу. Его отправили в школу-интернат по настоянию Робина, но она никогда этому не противилась.

– Но также и о тюрьмах. Об исправительных учреждениях. Вроде того, что могло бы их заменить, готово ли к этому наше общество, какая есть альтернатива. – Дэмиан поднес к губам стакан. – И о сумасшедших домах тоже.

– Ну, думаю, ты знаешь, что я считаю эти места варварскими, – заметила Хелен.

– О, я думаю, что всей стране известно твое мнение о психиатрическом здравоохранении, – отозвался он. Это был самый прямой намек на дело Канниффи, который Дэмиан когда-либо делал. – Но ты права. Эти места варварские. – Было ясно, что он больше не желает разговаривать о психиатрических приютах. Воздух между ними, казалось, сгустился и затвердел.

Мичико вернулась со стаканом красного вина для Дэмиана и минеральной водой для себя.

– Знаешь, если ты хочешь выпить, то можешь это сделать, – обратилась Хелен к Мичико. – Я приготовила для вас комнату. Здесь больше еды, чем я когда-либо смогу съесть.

– Нет, спасибо, – сказал Дэмиан. – С папиным уходом это больше не ощущается домом.

Его глаза – глаза Робина – внезапно заблестели от слез. Дэмиан повернулся к ней спиной, и Мичико одними губами извинилась перед Хелен, будто это она была его матерью. Горе, даже большее, чем то, которое она ощущала из-за Робина, поглотило Хелен. Он знает, поняла она. Все ее неприятности, все риски, на которые она пошла, были ради того, чтобы Дэмиан никогда не выяснил, что был нежеланным ребенком, но, конечно, он знает. Он может не знать всех подробностей, но главное знает.

Майкл Стейн, теперь – председатель партии, вышел из толпы своих поклонниц, почтенных матерей семейств, с горой волованов[22] на фарфоровой тарелке.

– Мои соболезнования, Хелен, – сказал он, целуя ее в обе щеки. – Он был великим человеком.

Они оба знали, что это благоугодный вздор; если бы Робин был великим, то его карьера отражала бы карьеру Майкла. У Робина было величие когда-то, и он донашивал его, как старый кардиган.

– Как хорошо, что вы пришли, – произнесла Хелен. – Вы, наверно, ужасно заняты.

– Лучше быть занятым, чем сидеть без дела, – отозвался Майкл.

Они провели какое-то время за разговором о проблемах в Заливе, а затем перешли к проблеме преемника Робина, имея в виду подающего надежды в партии консультанта по управлению, бывшего колумниста «Дейли телеграф».

– Это почти не имеет значения, – сказал Майкл. – Для нас это безопасное кресло; люди из Данвич-Хит во всех смыслах консервативны. Единственной травмой для них станет то, что фамилия кандидата будет не Гринлоу.

Хелен не могла бы попросить о лучшем шансе.

– Тогда зачем ее менять?

Конечно, озадаченный взгляд Майкла сразу же метнулся на Дэмиана и задержался на нем несколько секунд, прежде чем он понял, что она имеет в виду. Майкл попытался скрыть свой шок, закашлявшись в салфетку.

– Нет ничего, что я не знала бы о работе Робина, – добавила Хелен. – Я могла бы выполнять ее лучше, чем он сам.

Майкл обратил свою неодобрительную нахмуренность в улыбку с отработанной скоростью, однако они оба знали, что она это заметила.

– Вас волнуют последствия истории с Назаретской больницей, – догадалась она.

Майкл запнулся лишь на секунду.

– Я знаю, что вы способны на эту работу, – сказал он. – Это только расширит число наших сторонников.

– Дело не в расширении сторонников. Это сократит число наших противников в регионе. Даже Адам Соломон больше не обвиняет меня. Оглянитесь вокруг. Люди в партии меня уважают. Народ здесь любит меня. Я буду сожалеть о смерти Джулии Соломон до конца жизни, но я клянусь вам, что вынесла из этого больше опыта, чем откуда-либо еще. – Ее слова о сожалении были искренними. Она опустила ресницы и медленно подняла взгляд сквозь них. Давина называла это «ходом принцессы Дианы», и Хелен до сих пор была противницей его применения. – И депутаты со скандалом в прошлом – вряд ли такая уж аномалия.