Читать книгу "Долгое молчание - Этьен ван Херден"

7

Это общество с поразительным количеством художников, думала Инджи, вспоминая красивые шляпы, созданные Ирэн Лэмпэк, и восхитительные наброски, сделанные витиеватыми линиями пера Меерласта, и маленьких, припавших к земле охотников с луками и стрелами, и животных, которых можно будет увидеть на стенах засыпанной пещеры, если ее когда-нибудь раскопают.

А еще есть Джонти Джек со своим Спотыкающимся Водяным, который якобы чудесным образом вырос из земли. И Марио Сальвиати, создавший статую Пресвятой Девы Марии. И исследователь, сидевший на месте, известном сейчас, как Жирафий Уголок, и нарисовавший там набросок жирафа, который сейчас висит во дворце в Англии. И даже Испарившийся Карел, чей каменный канал сейчас следовало считать искусством, так красиво и симметрично врезанный в ландшафт, так лирично вьющийся вокруг холмов, так яростно восходящий на вершину Горы Немыслимой…

Она постепенно узнавала все больше об этой впечатляющей паре, Меерласте и Ирэн, о мужчине с набором искусственных ног, которые он привинчивал в зависимости от ситуации, и женщине, купавшейся по воскресеньям в запруде у плотины, чем вызывала такие эмоции, что люди до сих пор говорили об этом.

Казалось, что чем дольше Инджи здесь живет, тем больше притягивает к себе рассказов; теперь уже не требовалось задавать много вопросов, потому что каждый, с кем она сталкивалась, готов был ей что-нибудь рассказать.

Лавочник, дальний родственник Джонти Джека, оставлял за кассой свою помощницу, а сам перегибался через прилавок, плотно соединял кончики всех десяти пальцев, словно удерживая свою байку в клетке, и рассказывал ей про Меерласта, который, наплевав на все добрые советы, завел страусиную ферму. В нем текла кровь гугенотов, неуправляемая, но созидательная; он был человеком, всегда хотевшим путешествовать все дальше, убить все более крупную дичь.

— Эффектный, — говорил лавочник Инджи, — и обладал деловым нюхом. — Он потер указательный и большой пальцы, и Инджи услышала, как поскрипывает кожа. — Человек, решивший на ферме заниматься дамской модой! Представляете? Так немыслимо, что город от изумления вскинул вверх руки. — Лавочник наклонился еще ближе к Инджи и поджал губы. — И отвращения. — Он триумфально распрямился и прижал ладони к прилавку, широко расставив руки. — Мода — это причуда, говорят люди, и здесь, в Йерсоненде, никто не обращает внимания на капризы портных. Но этот Меерласт родился для великих времен. Экс-цен-трич-ный. — Лавочник опять свел вместе кончики пальцев. Инджи смотрела, как солнечный луч скользит по темному магазину, и в нем пляшет мучная пыль.

— И вовсе не те модные вещи, которые можно продавать в моем магазине. Не-ет, он думал широко и действовал широко — такой уж он был, Меерласт Берг. Париж, Лондон — только такой уровень.

Инджи снова посмотрела на его руки. Я могла бы это нарисовать, подумала она, этот маленький собор из пальцев старого человека, непреклонные, алчные глазки, спрятавшиеся за ним, полумрак и жестяные консервные банки за его спиной, старую кассу и солнечные лучи, поднимающиеся вверх, к крыше, как крохотные лестницы.

— Я… — начала было она, и вдруг почувствовала себя так, словно собралась выдать величайшую тайну.

— Ну, и… эта его, китаеза, — продолжал между тем лавочник, чуть понизив голос на последних двух словах и широко распахивая глаза. Он доверительно облокотился на локти. — Красавица, между прочим, необыкновенная. — И с триумфом, словно это была кульминация его рассказа, он выпрямился и провел руками по своему белому переднику, будто вытирал пот с ладоней.

— Я… — снова начала Инджи.

— Сначала, когда люди услышали, что Меерласт везет домой желтую женщину — о! Вы бы их послушали! Но потом, когда они ее увидели! Попрятались назад в свои панцири, что черепахи. Потому что у нее был сталь. Понимаете, наш народ понятия не имел о том, что такое стиль. Для них стиль — это гнедой жеребец на выставке. Но Меерласт сказал: «Вот вы увидите, что у нее есть стиль». И когда она сюда приехала, ну, клянусь Богом, она вышла из кареты, что всегда здесь останавливалась, прямо тут, между магазином и адвокатами Писториусами, и выставила ногу из кареты… ну, тогда всем стало понятно, о чем говорил Меерласт. Стиль.

— Я…

— В такой шляпе на голове, и с таким страусиным пером на шляпе, и такими длинными ногами, и с такой высокой грудью — я прошу прощения, мисс Ландер, но у нас до сих пор говорят о ее осиной талии, и такими гордыми глазами посмотрела на горожан свысока. Говорили, будто бы она отпрыск восточных князей, и сразу видно было, что это правда.

Инджи набрала полную грудь воздуха.

— Собственно, я пришла спросить, нет ли у вас красок и кистей. — Слова вылетели у нее изо рта с такой скоростью, что она и сама их толком не расслышала.

— Масок?

— Красок!

— Красок? Что, старый генерал опять собрался красить Дростди? Да ведь только в прошлом году…

— Красок для рисования. Ну, вы понимаете… гм… красок для художника…

Лавочник опять уперся руками в прилавок.

— А, как Джонти Джек!

— Да, верно… Я…

— Так ведь он всегда все покупает в городе?

— Да, но это… для меня.

У него опять широко распахнулись глаза.

— Мисс Ландер! Вы тоже рисуете?

— Да, — вздохнула Инджи. — Да, я тоже художница.

Она смотрела на девушку за кассой. Та одной рукой считала мелочь, повернув к ним голову, и прислушивалась, навострив уши. Требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к запахам магазина, но потом странное сочетание муки, парафина, конфет и табака время от времени манило вас назад.

— Так вы хотите краски и кисть?

— Да, если бы вы могли заказать их из Кейптауна? Ведь поезд ходит ежедневно, да? …А по средам здесь проходит автобус от железной дороги…

— Это займет всего лишь день, мисси, — заверил он. — И ваши принадлежности будут здесь. Но чур я первый на картину. Она будет висеть здесь. Вон там.

Инджи посмотрела туда, куда он показывал — темный участок стены, чуть пониже банок с джемом и коробок со стиральным порошком.

— И что для вас нарисовать?

— Может, себя, мисси?

Лавочник со своим округлившимся брюшком, выпирающим из-под передника, неожиданно игриво вильнул бедрами, и Инджи заметила в его глазах нечто, не виденное ею раньше. Она не могла сказать, почему, но ей вдруг представилась блестящая ящерица, выползшая на камень и тут же соскользнувшая с него, исчезнув, словно ее там никогда и не было.

— О, в самом деле? — Она толкнула к нему через прилавок лист бумаги с заказом на масляные краски, кисти и холст. — Там есть телефон магазина в Кейптауне. Просто добавьте свой барыш и издержки. Пожалуйста, закажите именно то, что там написано.

Инджи развернулась и выбежала из магазина. Снаружи она почувствовала, что все на нее смотрят. Должно быть, они подслушали разговор и теперь смотрят на меня по-другому, сообразила она. Теперь они знают о том внутри меня, что должно выбраться наружу. Но почему меня это тревожит? Почему я так этого стыжусь?