Читать книгу "Кусатель ворон - Эдуард Веркин"

– Да заело твою ракету, вот и все. Порох отсырел, мыши туда нагадили. Они уже где-нибудь сидят, шашлыки из нутрий жарят.

– Каких еще нутрий?

– Капанидзе мне рассказывал, что нутрии – самое то! Вкуснее курицы! А он такое местечко знает – там эти нутрии просто кишат. Вот сейчас они сидят – и шампуры переворачивают, а на каждом нутрия жиром трескает, лучок запекается, помидорки…

Я не большой ценитель нутрий, но Пятак описал это так аппетитно, что я понял, что тоже не отказался бы от жареной крысы, особенно с луком. Пятахин, впрочем, сам быстро утомился от рассказов про крыс, сделал себе передышку и стал учиться омерзительно свистеть носом, заявив, что если Гаджиеву можно бездарно хрипеть и это пользуется у народа популярностью, то он собирается выучиться высокохудожественно свистеть и покорить этим мир.

А я с чего-то попытался вспомнить, какое число сегодня, и никак не мог. Наверное, это все от электричества. Исчезло электричество, и информационный кокон вокруг нас мгновенно рассосался, и уже неясно, который день и сколько времени, и даже месяц не очень определен, лето, жизнь. Это мне нравилось.

Пятахин свистел носом, рычал, иногда плевал на встречное дерево и кричал «ого-го»… Так мы прошли километра два.

– О-па! – Пятахин хлопнул в ладоши. – Зеленая! Всё, нашли живой германистку! Можем возвращаться!

Он указал пальцем – над лесом взлетела зеленая ракета. Она летела медленно, лениво набирая высоту, брызгая в разные стороны сияющими каплями.

– Я так и знал, – Пятахин потянулся. – Она не могла далеко уйти, германисты все хилые. Могу поспорить – как только в лес вошла, так сразу поняла, что по лесу бродить – это не байду разную в библиотеке сочинять. Ладно, пойдем обратно, эти баторки и заблудиться по-нормальному не могут. Что за люди…

Он потряс компас, сверился с ним и двинулся в сторону ракеты, сделал шагов двадцать и упал.

И я тут же упал. Что-то случилось. Под ногами пробежала живая волна, она толкнула меня в пятки… Вздох. Со всех сторон, точно сам мир вздохнул вокруг нас.

Тихо сразу стало, только где-то вдалеке орали птицы.

– Землетрясение, кажется… – Пятахин сел, пощупал голову. – Вот это да… Не знал, что здесь бывает…

– Бывает. Здесь, кажется, разлом какой-то тектонический, Капанидзе говорил, что трясет.

Я тоже поднялся с земли.

– Разлом… Прикинь, мы приходим на поляну, а они там все провалились… – Пятахин хихикнул. – Одна Жохова осталась, стоит, курит…

Заманчивые перспективы.

– Разве Жохова курит? – удивился я.

– Конечно, – Пятахин отряхивал с одежды мох. – Конечно, курит. Как кочегарка. А как покурит, себя сразу бичует плеткой.

– Бичует?

Пятахин на полном серьезе кивнул.

– Она еще на дровах спит, – сообщил он. – Чтобы грехи компенсировать. Идет в сарай, выбирает самые кривые и суковатые дрова…

Я понял, что Пятахин начал гнать, и перебил:

– Пойдем поскорее.

– Пойдем-пойдем. Я просто хочу сказать, чтобы ты шефу передал, чтобы он с Жоховой не связывался. У нее маманя колдунья реальная, она наверняка Жоховой приворотное зелье выдала…

Дальше я не слушал, дальше покатился очередной фантазм: Жохова – ведьма-самоистязательница, мать ее – прорицательница, Пятахин сам видел, как она на болоте синих лягушек собирала…

Ну и так далее, а в промежутках бездарный тусклый свист через нос.

А потом Пятахин резко остановился и принялся рыться в карманах.

– Ну и? – спросил я.

– Компас потерял, – признался Пятахин. – Когда тряхнуло, из кармана вывалился…

И сделал неожиданный вывод:

– Это Жохова меня, наверное, прокляла.

– И что делать? – спросил я.

– А, ничего, – отмахнулся Пятахин. – Я заметил по солнцу, так и двинем.

Пятахин пальцем обозначил направление.

– Через полчаса будем там, – с отвращением сказал Пятахин. – А я надеялся, целый день ее будем искать, хоть отдохнем от этих… Слушай, Бенгарт, а тебе ведь Сандра нравится, да?

Я пожал плечами.

– Молодец, правильно действуешь. Я это к тому, что вот так и надо – друганешь с Сандрой, потом вместе в Раммштайн сваливаете…

– Я и так могу в Германию, – напомнил я.

– Ах, ну да, ты же швабская шкура. Так это, значит, голос крови. Она немка, ты немец, вот у вас и влечение, понимаю. А мне вот Снежанка нравится. Я ее еще в пятом классе наметил, только у нее сейчас Дубина в друзьях. Но это ничего, его скоро в полицейскую академию отправят.

– А она в училище химзащиты собирается, – немного испортил я ему настроение.

– В химдым, значит, едет, – не огорчился Пятахин. – А я тогда на филфак поступлю, там до химдыма рукой подать. И снова будем вместе, как Инь и Ять…

И Пятахин рассказывал, как здорово им будет жить со Снежаной, как они будут вместе ездить в Турцию, петь караоке и прыгать с парашютом, хорошо-то как.

Мы почти два часа пробирались в сторону ракеты и никак не могли пробраться, а он все болтал и болтал. А лес почему-то не заканчивался, тянулся и тянулся, хотя по солнцу мы шагали вроде верно, и все это в придачу накладывалось на боботанье…

Кошмар. Когда начался третий час, Пятахин пришел к выводу:

– Жохова меня, кажется, реально прокляла. Если бы не прокляла, мы бы не заблудились.

На самом деле как-то странно.

– Заклятье наложила – чтобы мы плутали и плутали.

– Просто один дурень компас потерял, – напомнил я.

– Я не виноват. Жохова прокляла, я и потерял. Теперь мы тут всю жизнь гулять будем!

Я подумал, что Пятахин все-таки с отклонениями.

– Пить хочется, – сказал Пятахин. – Жохова подсыпала вчера в кисель побольше соли, а потом сахара, чтобы скрыть. И вот теперь я мучаюсь.

На самом деле стало довольно жарко. Солнце разогревало землю, утренняя вода быстро испарялась, воздух над сыринами колыхался, отчего меж осин натягивались бесформенные радужные фантомы, так близко, что я пробовал их потрогать. Хотелось пить, Пятахин предлагал напиться из лужи, но я запретил, рассказав, как туристы из соседнего города пропали, а потом их нашли возле такой вот лужи, они сидели вокруг совсем дохлые, и лесные мыши уже отъели им носы.

Пятахин передумал пить, сказал, что еще немного помучается.

Два раза обходили топи. С виду вроде полянка полянкой, травка зеленая, цветочки синенькие, все так ровненько, солнечно, но топь топью, а вот когда шли туда, никаких топей, кстати, не встречали. Пятахин показал мне корягу, торчащую из зелени, и уверял, что это оленьи рога, старые олени приходят сюда петь лебединую песню, вот примерно как Жохова над прорубью…