Читать книгу "Две тайны аптекаря - Ирина Трофимова"

Он снова сел на стул и обхватил себя руками.

— Я украл у нее это кольцо. Несколько месяцев я ждал и выслеживал, чтобы она сняла его хоть на минуту. Я украл его и отнес в скупку. Она была в бешенстве, а я почувствовал свободу. Не то чтобы почувствовал, я просто узнал, что она есть. И что я могу совершать поступки без моей матери, без ее вечного контроля, и чувствовать себя превосходно. Она хотела отвести меня к психиатру, а я сбежал из дома. Тогда у нас началась война, которая не прекращалась ни на один день, до сих пор, всю мою жизнь.

— Она продолжает на тебя давить? Она тебя не отпускает? До сих пор?

— Да, — кивнул он. — Она умерла двенадцать лет назад. Но она продолжает это делать. Хотя мне казалось, что я почти с ней справился.

Мне хотелось взять его за руку, но я боялась. И я не знала, что сказать.

— Она внушала мне, что у меня никогда ничего не получится с женщинами. Потому что мне это не нужно. Потому что единственная женщина в моей жизни — это она. И никто никогда не полюбит меня так, как она. И я никому не буду нужен, обо мне никто не захочет заботиться, не захочет меня любить. По крайней мере искренне. Она всё время повторяла мне, что женщинам нельзя доверять, что они всё время врут. Они не такие, какими хотят казаться. Им всем чего-то нужно — денег, секса, удовольствий. Они могут причинять только боль. И я ей верил, потому что знал о боли не понаслышке. У меня никогда и ни с кем не было отношений, настолько я их боялся, настолько она меня запугала. Я никогда никому об этом не рассказывал, Агата. Я говорю только тебе, потому что… Потому что ты первая, кому я захотел доверять. И от тебя я не ждал подвоха. И я влюбился. И перестал бояться. Мне захотелось… Мне захотелось жить как все. Но моя мать не простила мне того, что я стал любить тебя сильнее, чем ее. Она почувствовала, что я смогу вырваться.

— Марк… Ты же сказал, что она умерла.

— Да, — кивнул он. — Двенадцать лет назад. Она покончила с собой. Она всегда любила производить впечатление.

Он засмеялся, а мне стало жутко.

— Когда кто-то ее слишком расстраивал или ей казалось, что она перестала быть центром внимания, она бежала к себе в гардеробную и вешалась. Это был коронный номер, отработанный годами. Там был крюк от старой люстры и лесенка, чтобы доставать туфли с верхних полок. И шелковые пояса в большом количестве. Самых разных цветов, она выбирала по настроению. Полный набор декораций. При этом она всегда точно рассчитывала реакцию зрителей, хлипкость замка и двери. Но эффект всегда был достаточно сильный. Мои многочисленные отчимы систематически вынимали из шелковой петли ее прекрасное тело, осыпали его поцелуями и были готовы и дальше исполнять бесконечные капризы и причуды. Но мой последний отчим был довольно простым человеком, надежным нормальным мужиком. Даже не знаю, как он попался на ее удочку. Придя в наш дом, он прибил все гвозди, починил все замки и отвез на дачу рухлядь. И замок в гардеробной, у которого моя мама заблаговременно откручивала шурупчики, он тоже починил. На совесть. В общем, он не успел вовремя. Замок был крепкий, дверь сразу не поддалась. А иногда я думаю, что он нарочно не успел вовремя, настолько она его замучила. И его, и меня. На похоронах я рыдал так, что меня успокаивали все родственники и знакомые. Они не понимали, что я рыдал от счастья. Я освободился. Тогда мне так показалось. Но она и не думала меня отпускать. За двенадцать лет не было ни одного дня, чтобы я не слышал ее голоса. Каждый день я продолжал с ней сражаться. Я продолжал от нее зависеть. В тот день, когда я понял, что я люблю тебя, она поклялась тебя извести.

— Марк, пожалуйста, что ты говоришь? — Я протянула к нему руку, но он меня остановил.

— Не перебивай меня, ты должна обо всём знать. Всё, что произошло с тобой, — это было из-за меня.

— Я знаю, но ведь это Нурция.

Он покачал головой:

— Это был я. То есть она во мне. Моя мать. Не знаю, может, она возненавидела тебя за то, что ты немного похожа на нее, а может, просто не стерпела, что я смог вырваться из ее лап. Почти смог.

— Сообщения тоже писал ты?

Он кивнул.

— Это всё был я. Только кровь в шкафчике разлила Нурция. Я попросил. Для меня она готова была сделать что угодно. Я знал, что ты боишься крови. И четки тоже принесла она. А всё остальное — я один.

— И разбитое стекло, и фотография, и кислота, и… — Я была в ужасе. — И картина?

— Это сделал я, — сказал он вдруг очень громко и во второй раз за всё время поднял на меня взгляд. — Кислота обожгла мне руку, я приходил к тебе с повязкой, ты даже не обратила внимание. И соседскую девочку уговорил я. Это всё, всё сделал я!

— Марк, этого не может быть. Но за что?

— Я тебе объяснил. Причину ты знаешь. Если говорить другими словами, то я очень болен. Я думал, что справлюсь. Но она победила.

— Марк, это неправда. — Я встала с дивана и опустилась перед ним на пол, чтобы заглянуть в глаза. — Это неправда. Если ты говоришь об этом, то ты уже сильнее, ты понимаешь, что происходит. Ты справишься. Хочешь, я помогу тебе? Я знаю, какой ты на самом деле. Ты сильный, ты талантливый, понимающий и добрый. Мне ни с кем и никогда не было так хорошо, как с тобой.

— Ты ошибаешься.

— Нет, Марк, не говори так. Я взрослый человек, и мы провели вместе столько времени. Ты хочешь сказать, что я не видела очевидного, что я всё себе придумала?

— Боюсь, это именно так, — отозвался он. — Ты меня придумала. Но знаешь, наверное, лучше быть такой хорошей выдумкой, чем никем в действительности. Или что еще хуже — монстром.

— Ты — не никто. И ты не монстр.

Он устало покачал головой.

— Я проиграл, Агата. Я проиграл, а она победила. Я никогда не смогу от нее вырваться.

Я встала на колени и потянулась к нему, но он встал и ушел от меня к окну с другой стороны комнаты.

— Тебе нужно идти, Агата, — сказал он. — Я очень устал.

— Я не могу тебя оставить.

— Уходи. Пожалуйста, уходи.

Я поднялась, подошла к нему и попыталась обнять.

— Можно мне просто побыть с тобой? Ты поспишь, а я посижу рядом. Или приготовлю тебе что-нибудь, ты так похудел. Ты что-нибудь ешь?

Он даже не повернулся ко мне.

— Уходи, пожалуйста, — сказал он. — Я очень тебя прошу. Тебе нужно идти, правда. Пожалуйста. Мне нужно побыть одному. Всё будет хорошо, не волнуйся за меня. И прости меня.

— Хорошо, — ответила я. — Конечно.

Я обняла его, прижалась и вдохнула его запах. Я чувствовала, что он дрожит.

— Я люблю тебя, — сказала я.

— Да, — сказал он. — Я знаю.

Я вышла на улицу и пошла куда-то, не разбирая дороги. За темными очками было не видно солнца. А может быть, тогда всё еще шел дождь, но я его не заметила. Я просто куда-то шла. Я думала только о маленьком мальчике, который так сильно любил свою маму, так ждал ее любви и так боялся ее, что стал рисовать домики, чтобы в них прятаться. Потом он вырос и стал талантливым архитектором, к которому выстраивались очереди, люди готовы были платить ему сумасшедшие гонорары за его дома, в которых им жилось как в сказке. А он, оказывается, так и остался маленьким мальчиком, которому по-прежнему хотелось спрятаться. Я шла и думала о том, как сильно я успела в него влюбиться, и эта любовь оказалась сильнее страха. Я переходила улицы, долго шла вдоль набережной, по которой мы с Марком когда-то гуляли, и он держал меня за руку, когда я балансировала на парапете. У него всегда были теплые руки. Они пахли чем-то терпким и немножко пионами.