Читать книгу "Поверженный демон Врубеля - Екатерина Лесина"

Проснулся.

Пахло дымом. Не тем, который поднимается над костром. Нет, этот был ядовитым… паленой пластмассы… или горящего линолеума. Горький. Едкий.

Он заставил Стаса закашляться.

И выбраться из-за стола… это ж надо было, за столом прямо и уснул. Плечо затекло. И рука повисла. Отойдет, конечно, уже побежали мурашки, но вот… Стас руку согнул.

И разогнул.

Застонал, не столько от боли, сколько от мерзкого ощущения, что сам он пропитался дымом… до двери добрел.

Открыл.

На площадке было не продохнуть… твою ж… герой, сам решил… надо было Ваньку звать… он и позвал. Дозвонился не сразу, но все-таки.

– Не геройствуй, осел, – сказал Иван беззлобно. И Стасу подумалось, что не случайно его сегодня все придурком обзывают. – Выйди на балкон и сиди смирно.

Идея была в целом хорошей, но вот…

А Людмила?

Она одна. Точнее, с Ольгой, которая не то жертва чужого коварного замысла, не то убийца. И в любом случае Людмиле грозит опасность. А значит, Стас не имеет права отсиживаться.

Он нашел полотенце.

Смочил.

От дыма голова шла кругом. Тянуло прилечь. Отдышаться. Но Стас точно знал – нельзя… он вновь выбрался из квартиры и попытался осмотреться.

Никого… на первый взгляд никого… но стоило сделать шаг, и Стас споткнулся о тело.

– Люда?

Собственный голос показался хриплым, надсаженным.

Не ответили… конечно… тело тяжелое, неподъемное, но Стас поднял. И в квартиру втащил. На балкон… на балконе воздух свежий, он обоим не помешает.

Людмилу Стас усадил.

Ощупал голову, как умел.

– Люда, ты… жива?

Дышит ведь. Если дышит, то жива… конечно…

– Потерпи, «Скорая» уже едет…

А она застонала. И глаза открыла, безумные такие глаза.

– Оль… Ольга… наверх… ушли… крыша…

Каждое слово давалось ей с немалым трудом, но Людмила сумела преодолеть себя. Голову ощупала.

– Он решил, что я… иди наверх…

Стас кивнул.

Пойдет.

Пожара нет. Только дым. И значит, здесь, на балконе, Людмиле ничего не грозит. Во всяком случае, он надеялся, что не грозит. Если преступник на крыше, с Ольгой…

Стас по лестнице бежал.

Боялся не успеть.

Дверь на крышу была открыта.

Ветер ударил в лицо, и порыв его был столь силен, что едва не опрокинул Стаса навзничь. А может, не в ветре дело, а в том, что он сам ослаб.

Устоял. И поднялся. Выбрался.

– Стой, – крикнул, вернее, показалось, что крикнул, но голос надсаженный был тих. Но и этого слабого окрика хватило, чтобы человек, замерший на краю крыши, вздрогнул и обернулся.

Не человек.

Двое.

– Стой, – повторил Стас. – Полиция уже едет… не усугубляй ситуацию.

– Едет – еще не приехала, – Стас прочел это по губам. А может, и не прочел. Угадал. Читать по губам он не умел, да и расстояние было не то, чтобы подобные фокусы вытворять.

– Стой, – Стас понятия не имел, что еще говорить.

Он подходил медленно.

А тот, другой, не мешал. Не грозил сбросить Ольгу, которая замерла в его руках послушною куклой. Или нет, таких кукол не бывает, значит, манекеном, пластиковым и все одно безвольным. Одно движение, и рухнет она вниз. Поймет ли, что случилось?

– Отпусти… это лишено смысла. Тебя возьмут…

– Нет. – Человек вдруг оказался слишком близко, и в руку, ту самую, затекшую, впилась игла. А потом на Стаса накатила такая слабость…

– Дурак… – он слышал сквозь слабость голос, такой далекий… чувствовал, как ему не позволяют упасть. И ведут к краю крыши. И пропасть видел, осознавая прекрасно, что еще немного, и рухнет в нее. И что это падение прервет нить его, Стасовой, жизни.

Он понимал, что должен сопротивляться, но меж тем тело, вялое, бессильное, не способно было пошевелиться. И когда пропасть уже распахнула объятья, сзади раздалось:

– Стой. Или стрелять буду.

В этот момент сознание не нашло ничего лучшего, как отключиться.

– Ты придурок, Стасик, – сказал Иван вместо приветствия. – Ты вообще осознаешь, какой ты, к лешему, придурок?!

– Осознаю.

Осознанию способствовала узкая больничная койка, серая простыня и тонкое одеяльце, которое не грело. А может, и грело, но Стаса колотила мелкая дрожь. То ли от наркотика, то ли от дыма, то ли просто от понимания, что еще немного, и его, Стаса, не стало бы.

– Осознает он… нет, я же просил тебя не лезть в это дело, скажи, просил ведь?

– Просил.

– Раскаиваешься?

– Раскаиваюсь, – не особо искренне произнес Стас, хотя как раз ни малейшего раскаяния не испытывал.

– Хрена с два ты раскаиваешься…

– Ты мне еще спасибо сказать должен. Без меня вы бы его не взяли…

– Может, и так… – Иван не стал спорить, но и удрученным сильно не выглядел. – Все одно, Стасик, ты придурок…

Из больницы выпустили утром, да и чего держать, если Стас здоров? Людмилу вот оставили на трое суток. Отравление. Удар по голове.

Вот перед ней Стас чувствовал себя на редкость неудобно. Втянул. Обещал присмотреть, а вместо этого едва не угробил. Ольге он не сочувствовал совершенно, но был рад услышать, что та поправится.

Три дня… трех дней хватит, чтобы смотаться в Екатеринбург, встряхнуть народ, который в отсутствие начальства изволил расслабиться, а потом вернуться.

Людмилу он встречал с конфетами и цветами.

– Спасибо, – сказала она как-то не слишком радостно, но цветы приняла. – Мне давно уже не дарили цветов…

…Вернее, никогда не дарили, чтобы без повода. Вот к Восьмому марта или на день рождения случалось. От коллег. А просто так… и даже ее нелепые куцые романы как-то умудрялись обходиться без букетов. Людмила убеждала себя, что это как раз нормально, что живые цветы – бессмысленная трата денег. А поскольку всякий роман рассматривался в перспективе долгой и счастливой совместной жизни, то и трата выходила общею…

Но тут…

Роман?

Со Стасом?

Ерунда какая. А цветы – просто приятно. И конфеты. Хоть как-то скрасят печальную перспективу возвращения к родным пенатам. Они, сколь Людмила предполагала, крепко пропахли дымом, а потому грозил ей в отдаленной перспективе если не ремонт – на него денег точно не было, то всяко генеральная уборка.

– Эта прическа идет тебе больше.