Читать книгу "Поверженный демон Врубеля - Екатерина Лесина"

– Можно, – демон улыбнулся. – Я ведь демон…

И дыхнул в лицо жаром.

Людмила проснулась и потерла глаза. Надо же… случается увидеть такое… мама, Миша, демоны… этак и до галлюцинаций в классическом их виде недолго. Она чихнула и потерла нос.

Пахло паленым.

Очень сильно пахло паленым. И кажется, горелой пластмассой… по полу стлался дым, и Людмила несколько секунд смотрела на него, убеждая себя, что это, наверное, галлюцинация. Правдоподобная.

Впрочем, слишком уж правдоподобная, хотя ее пациенты и утверждали, что иных и не бывает. Но Людмиле с галлюцинациями встречаться лично пока не доводилось, и поэтому, по здравом размышлении, она решила, что все-таки случился пожар.

Эта мысль стряхнула остатки сна.

Людмила вскочила.

Коридор был в дыму. Содрав с вешалки свитер, она скомкала и прижала его к лицу. Дышать стало не легче, но появилось чувство защищенности. Надо бежать… звать на помощь…

Людмила заставила себя остановиться.

Успокоиться, насколько это было возможно в нынешней ситуации. Уходить… огня нет, только дым… это хорошо. Поднять Ольгу и уходить.

Ольга сидела в постели, уставившись на Людмилу огромными печальными глазами.

– Он меня нашел…

– Кто?

– Он… он меня…

Дым вползал в комнату, и Людмиле вдруг подумалось, что ковры придется менять. И мебель. Эта едкая вонь вряд ли выветрится со временем. Во всяком случае, столько времени у Людмилы не будет.

– Вставайте.

Ольга подчинилась.

– Он пришел за мной, – сказала она, потупив взгляд. – Уходите. Вас не тронут… уходите… ему нужна только я.

– Черта с два.

В демонов, тех, которые сверхъестественные сущности, Людмила не верила. И схватив Ольгу за руку, потянула за собой.

– Он…

– Помолчи.

Ольга смолкла. Шла она, шатаясь, с трудом переставляя ноги, явно желая остаться в задымленной квартире. На площадке от дыма было не продохнуть. Едкий, ядовитый, он разъедал глаза, и Людмила зажмурилась.

– Задержи дыхание…

Жара не ощущалось.

Хорошо.

Если жара нет, то и пожар слабый… или не пожар вовсе? Главное, выбраться. Дом теперь представлялся Людмиле ловушкой.

Лестницу она нашла на ощупь. Приходилось идти медленно. И от дыма – свитер не спасал – кружилась голова. Кажется, еще немного, и она упадет в обморок. А нельзя.

Выбраться надо.

Отдышаться.

Вызвать пожарных… «Скорую»… главное, выбраться. По ступенькам и вниз. Десять ступенек, Людмила помнит. И еще десять… она все-таки закашлялась и, борясь с приступом кашля, согнулась пополам, выпустила Ольгину руку.

Не потеряется.

Она рядом. Людмила чувствует… и ее, и болезненный тычок в плечи, от которого проклятая лестница вывернулась из-под ног. Людмила успела сжаться клубком, покатилась по ступенькам.

Было больно.

Кажется, она ударилась головой… не только головой, но головой – особенно больно. И все-таки попыталась встать. Зря, конечно… потому что тот, кто устроил пожар, вынырнул из дымного облака.

Он сел рядом, так близко, что Людмила почти узнала его.

– Я ведь вас предупреждал, – с упреком произнес он.

И ударил.

В висок.

Стало больно, и свет померк.

Стас знал, что эта ночь будет мерзкой, но не предполагал, насколько. Он почти заснул. Давал себе слово, что глаз не сомкнет, но все равно почти заснул.

И вернулся домой.

В тот дом, из которого сбежал много лет назад. Он отчетливо понимал, что находится во сне. Но на удивление реалистичном сне.

Дверь.

И ручка с парой длинных царапин, которые Стас сделал гвоздем. Мстил отцу за что-то, а после получил ремня… но царапины остались. Дверной звонок. И рука тянется к нему, но не дотягивается, потому что Стас вспоминает – он ведь здесь живет.

А звонят – гости.

Дверь открывается. В коридоре пахнет ваксой и еще немного – нашатырным спиртом, значит, вновь Мишку заставили хрусталь протирать. Он эту работу искренне ненавидел, впрочем, как и Стас.

– Есть кто дома?

– А кто тебе нужен? – Мишка выглянул из гостиной. В руках он держал массивный хрустальный рог, который отцу подарили на очередной юбилей.

– Все нужны.

– Неужели? – Мишка положил рог на столик. – А нам вот так не кажется. Ты нас забыл.

С кухни тянуло дымом.

– Отец дома?

– Все дома! Кроме тебя…

– Теперь и я…

Мишка фыркнул:

– Дурень.

– А сам кто?

– И я дурень… Стасик, извини, если что не так было… мне просто тебя не хватало. Я думал, ты вернешься. Ты же обещал вернуться.

– Я хотел как лучше, – что еще было ответить?

– Теперь я знаю. Иди… отец ждет.

Узкий коридор.

Дверь открыта. Всегда открыта, и Стас вообще не уверен, что дверь эта была нужна. Она существовала данностью этого мира, как и скрипучий пол.

Стол, застланный газетой. Отец сидит спиной. И спина эта прямая, точно швабру проглотил. Так Стасу прежде казалось.

– Ты похудел, – он не знал, с чего начать разговор. Ведь были же… что? Редкие телефонные звонки? Как дела… нормально… а у тебя… когда приедешь? Пока не выйдет… дела, ты же понимаешь, что работа важнее всего…

Казалось, что важнее.

А он и вправду похудел, истончился. И уже вовсе не выглядел грозным. Напротив, перед Стасом сидел изможденный мужчина. Бледное, изрезанное глубокими морщинами лицо. Блеклые глаза и мешки под глазами. Сеть капилляров на левой щеке, и румянец болезненный, точно отцу надавали пощечин.

Желтые зубы.

Желтые пальцы с вечной сигаретой.

– Вернулся наконец, – хмыкнул он, окинув Стаса насмешливым взглядом.

– Вернулся. Ты… не рад?

– А сам-то как думаешь? – Отец оперся на кривоватую трость. – Бестолочь ты, Стасик… упрямая бестолочь, прям как я… но я рад, что у тебя все получилось. Значит, не зря…

Договорить у него не вышло, потому что кухонный пол, знакомый до последнего выжженного пятна на линолеуме, вдруг расползся трещиной.

Трещинами.

Из трещин сочился дым.

– Иди, потом поговорим, – сказал отец и стукнул тростью. Стас хотел было сказать, что это неразумно – стучать тростью по растрескавшемуся полу, но не успел.