Читать книгу "Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова"

Послышался шорох – Юля обернулась и увидела стоящую в дверях Аперманис.

– Мне страшно, – сказала она жалобно, трясясь всем телом и глядя куда-то мимо Юли, в пространство. – Я проснулась, а тебя нет рядом…

– Все, я иду, просто надо было позвонить… Ничего не бойся – я с тобой.

* * *

Следующее утро Юля встретила уже в своей машине и с мобильным телефоном в кармане – светило солнце, город купался в теплых весенних лучах, обещая перемены к лучшему. Иначе не стоило жить.

Первое, что Юля сделала, поблагодарив Михалева за то, что он реанимировал ее потрепанный «Форд», это заехала сначала на телефонную станцию, а уже оттуда к Корнилову – услышать правду о крымовской машине.

– Это его машина, точно, я сегодня звонил, справлялся. – Корнилов выглядел осунувшимся и похудевшим, словно и правда был расстроен этой новостью. Но Юля ему почему-то не верила.

– То, что это его машина, еще ни о чем не говорит: ведь его самого-то там нет… А вещи? Там сохранились какие-нибудь вещи?

– В багажнике обнаружены обгоревшие дамские туфли тридцать шестого размера, эксперты сейчас пытаются определить, кому они могли принадлежать…

Юля вспомнила слова Чайкина о том, что Марину Бродягину доставили в морг без обуви, и ей стало дурно от нехороших предчувствий: вот и первая деталь, которая может свидетельствовать о связи Крымова с убийством Бродягиной. Только таких улик им еще и не хватало!

Распахнулась дверь, и на пороге корниловского кабинета появился Харыбин.

– Дима?! Вот так сюрприз! – приторно-подобострастным тоном приветствовал Виктор Львович Харыбина, из чего Юля тут же сделала вывод, что не так уж мало общих дел связывает склонного к разного рода компромиссам следователя прокуратуры и матерого фээсбэшника.

Устраивать сцену в присутствии чужого человека Юля не собиралась: в сущности, она этого и хотела – как можно скорее встретиться с Дмитрием и поговорить. А тут на ловца и зверь прибежал. Да еще какой: волчище!

– Я, собственно, за тобой, дорогая, – Харыбин крепко схватил ее за руку. – Вы уж извините, Виктор Львович, но у нас тут, знаете ли, дела семейные… Похоже, госпожа Земцова собирается заняться расследованием дела, связанного с исчезновением Крымова и его компании.

– Дима… – покраснела Юля, меньше всего ожидавшая от мужа подобной открытости перед Корниловым.

– А как я еще должен реагировать на то, что ты каждую минуту подвергаешь свою жизнь опасности? Агентство Крымова спалили какие-то сволочи… Сам Женька исчез, причем вместе с женой, пропал и Шубин, а ты ходишь без оружия, ночуешь у каких-то подозрительных «клиенток»… Виктор Львович – свой человек. Тебе что, нужны деньги?

Юля поняла, что никогда не простит ему этого. С совершенно белым непроницаемым лицом она вышла из кабинета в сопровождении Харыбина и, лишь оказавшись уже в коридоре и даже не сочтя нужным попрощаться с Корниловым, развернулась и с размаху влепила Дмитрию пощечину. Затем еще одну – наотмашь, от души.

– Значит, так, – сказал кто-то внутри ее твердым, но тихим голосом, чтобы не привлекать внимания окружающих, – брак ли, развод – для меня это не имеет теперь принципиального значения. Ты, Харыбин, изменял мне, спал с другими женщинами там, в своей Москве, где у тебя было слишком много важных дел, а потому я ухожу от тебя. И странно, что ты этого еще не понял. Сказанное мною не обсуждается. За мной не ходить, не преследовать, шпионов не подсылать. Да, я буду искать Крымова, буду работать на сомнительных клиенток, только бы не зависеть от тебя материально. И вообще буду себя вести так, как мне подсказывают мои чувства. А за то, что ты в присутствии Корнилова трепался относительно денег, – на тебе, получай еще… – и она с наслаждением еще раз отхлестала Харыбина по щекам. После чего развернулась и стремительно вышла из здания прокуратуры; села в машину и покатила на проспект Ленина – присмотреть себе в подарок за смелость дорогой павловопосадский сине-желтый, с золотыми кистями платок…

* * *

Рассматривая через прозрачную витрину магазина «Сувениры» роскошные платки, Юля старалась дышать полной грудью, наслаждаясь внезапно обрушившейся на нее свободой. Ей было теперь все равно, станет ли ее преследовать Харыбин и дальше или нет. Главное, она сказала ему то, что хотела. Остальное было уже делом времени.

Немного успокоившись, она вошла в соседнюю дверь, принадлежащую фотоателье, и для начала осмотрелась, пытаясь понять, где же и кто здесь занимается фотографированием обнаженных девушек. Понятное дело, что работа такого рода закипает здесь после официального закрытия салона – иначе и быть не может.

– Вы сфотографироваться? – услышала она за спиной голос и обернулась.

Высокий усатый молодой человек, напоминающий своей изящной внешностью романтических героев Шарля Нодье, улыбнулся ей, и вдруг что-то внутри ее встрепенулось – так он был хорош, привлекателен и одновременно мужествен. Реальность и пошловатые декорации (красные портьеры, обшарпанная конторка и мутное зеркало на темно-синих стенах) вернули ее в действительность и охладили готовую закипеть кровь.

– Да, я бы хотела сфотографироваться, но только не на паспорт, а в обнаженном виде.

– Мы не можем предоставить вам таких услуг, – не переставая лучезарно улыбаться, сказал фотограф. – Но я знаю человека, который мог бы вам это устроить…

– Дело в том, что я пришла к вам с улицы, а потому не могу быть уверена в том, что пленка окажется в единственном экземпляре и что ваш приятель не сможет использовать ее в своих целях…

– Тогда давайте фотографироваться на паспорт, – улыбка по-прежнему освещала его красивое лицо.

– По-моему, вам грех прятаться в этой богадельне, – вдруг сказала Юля, имея в виду, что такую красоту нужно показывать людям, а не скрывать, согнувшись в позе Квазимодо, под черной таинственной тряпкой фотоаппарата. – Что вы так на меня смотрите: разве вам никто не говорил о том, что вы красивы?

– Да знаете ли, как-то неожиданно слышать комплимент от женщины.

– А вы послушайте. Мне в последнее время хочется всем говорить то, что я думаю. Как вы считаете, это глупо?

– Пройдите ко мне, поговорим… – фотограф жестом пригласил Юлю войти в комнату, ярко освещенную софитами, в центре которой красовался старинный арабский стул, а по углам разместились огромные плюшевые игрушки, надувной, гигантских размеров телефон и прочие необходимые атрибуты поточной фотографии вроде гипсовых дореволюционных колонн, шелковых с кистями абажуров и букетов искусственных цветов.

Юля села на стул и, зажмурившись от внезапно направленного на нее снопа яркого света, спросила:

– Это вы фотографировали Марину Бродягину?

Но вместо ответа фотограф вдруг предложил Юле выпить. Пока он отсутствовал, зазвонил телефон. Юля взяла трубку. «Паша, это ты?» – спросил женский голос. Юля не могла отказать себе в удовольствии спросить: кто это? И трубку сразу положили.