Читать книгу "Душа человека. Революция надежды - Эрих Фромм"

Это положение могла бы проиллюстрировать одна хасидская история. Последователя некоего учителя-хасида спрашивают: «Зачем ты ходишь слушать учителя? Или по уставу положено слушать его мудрые слова?» Тот отвечает: «О нет, я хожу смотреть, как он завязывает шнурки на ботинках». Вряд ли это положение нуждается в пояснениях. В человеке имеет значение не набор идей или мнений, которые он принимает потому, что подвергался их воздействию с самого детства, или потому, что таковы общепринятые образцы мысли; значимы характер, установка, внутренний источник его мыслей и убеждений. Большой Диалог основан на мысли, что важнее разделить озабоченность и переживание, нежели представления. Это не означает, будто различные группы, подразумевавшиеся здесь, отказались от своих представлений и идей или сочли, будто они не важны. Но все они пришли к убеждению, что разделенная ими озабоченность, их общие переживания и общие действия приводят их к тому, что у них оказывается гораздо больше общего, чем разъединяющего, то есть различий в их общих представлениях. Аббат Пир выразил это очень просто и убедительно: «Что действительно имеет значение сегодня, так это различие не между теми, кто верует и кто не верует, а между теми, кто озабочен, и теми, кто нет».

Новое отношение к жизни можно выразить конкретнее в следующих принципах: развитие человека требует от него способности вырваться за пределы ограниченной замкнутости собственного ego, алчности, своекорыстия, оторванности от близких, а значит, за пределы базисного одиночества. Такое превосходство является условием для того, чтобы открыться миру и соотнести себя с ним, стать уязвимым и вместе с тем испытывать тождественность и целостность; условием человеческой способности наслаждаться всем, что живо, изливать свои способности на окружающий его мир, быть «заинтересованным»; короче говоря, скорее быть, чем иметь и использовать – вот следствие шага на пути к преодолению алчности и эгомании[116].

Рассуждая с совершенно иной точки зрения, принцип, разделяемый всеми радикальными гуманистами, состоит в отрицании идолопоклонства и в борьбе против любых его форм – идолопоклонства, как его понимали пророки, в смысле поклонения творению собственных рук, а значит, превращению человека в раболепствующее перед вещами существо и в ходе этого – превращению его в вещь. Идолы, против которых боролись ветхозаветные пророки, были сделаны из камня и дерева, были деревьями или холмами; идолы нашего времени – это лидеры, институты (особенно государство), народ, производство, закон и порядок или любая изготовленная человеком вещь. Верит человек в Бога или нет – вопрос второстепенный по сравнению с тем, отрицает он идолов или нет. Представление об отчуждении – то же самое, что и библейское представление об идолопоклонстве, это подчинение человека сотворенным им вещам и созданным им обстоятельствам. Что бы ни разделяло верующих и неверующих, есть нечто объединяющее их, если они действительно привержены общей традиции: общая борьба против идолопоклонства и глубокое убеждение в том, что ни одна вещь и ни один институт не должны занимать место Бога, или – как, наверное, предпочтут выразиться неверующие – того пустого места, которое предназначено для Ничто.

Третий аспект, разделяемый радикальными гуманистами, – это убеждение, что существует иерархия ценностей, в которой ценности более низкого порядка вытекают из высшей ценности, и что эти ценности являются обязательными и принудительно действующими принципами для практической жизни, как индивидуальной, так и социальной. В радикализме не исключены различия, зависящие от того, как утверждаются эти ценности в практике чьей-либо жизни, подобно тому, как существуют различия в христианстве и буддизме между теми, кто ведет монастырскую жизнь, и теми, кто ее не ведет. Но все эти различия относительно несущественны в соседстве с принципом, согласно которому есть некоторые ценности, по которым компромисс недопустим. Смею утверждать, что, если бы люди действительно придерживались десяти заповедей или буддийского восьмеричного пути в качестве действенных принципов руководства в жизни, в нашей культуре в целом произошли бы кардинальные изменения. В данный момент нет необходимости спорить о деталях ценностей, которые нужно ввести в практику; куда важнее собрать вместе тех, кто согласен проводить принцип в жизнь, вместо того чтобы подчиняться идеологии.

Еще один общий принцип – единство всех людей, преданность жизни и человечеству в целом, что должно всегда иметь первостепенное значение по сравнению с приверженностью к любой отдельной группировке. В действительности даже такой способ постановки проблемы некорректен. Истинная любовь к другому человеку имеет специфическую особенность, поскольку я люблю в этом человеке не только его личность, но и человечество в целом, или Бога, как сказал бы верующий христианин или иудей. Точно так же, если я люблю свою страну, моя любовь является в то же время любовью к человеку и человечеству; если она не такова, то это привязанность, основанная на неспособности к самостоятельности, и, как показали последние аналитические исследования, еще одно проявление идолопоклонства.

Ключевой вопрос состоит в том, как могут стать действенными эти «новые» старые принципы. Сторонники религии надеются, что смогут преобразовать свою религию в полное воплощение гуманизма, однако многие из них знают, что, хотя некоторые группы населения можно убедить в правоте этого дела, есть и другие, кто в силу многих очевидных причин не может принять теистические представления и ритуалы, настолько тесно переплетенные между собой, что их почти невозможно оторвать друг от друга. На что надеяться этой части населения, неспособной войти в лоно действующей церкви?

Можно ли основать новую религию без таких предпосылок, как Откровение или мифология любого вида?

Очевидно, религии – это проявления духа конкретно-исторического процесса, специфических социальных и культурных обстоятельств данного общества. Нельзя основать религию, просто собрав принципы воедино. Даже «нерелигиозный» буддизм не так просто сделать приемлемым для западного мира, хотя в нем нет предпосылок, расходящихся с рациональным и реалистическим мышлением, и в основе своей он свободен от всякой мифологии[117]. Обычно основателями религии выступали редкостные харизматические лидеры – люди выдающихся способностей. Такой личности пока не видно на сегодняшнем горизонте, хотя нет оснований полагать, будто она не родилась. Тем временем, однако, мы не можем ждать, когда придет новый Моисей или Будда; приходится иметь дело с тем, что есть, и в данный исторический момент, пожалуй, это к лучшему, потому что новый религиозный лидер мог бы превратиться в нового идола, а его религия – в идолопоклонство раньше, чем она получила бы возможность проникнуть в сердца и умы людей.