Читать книгу "Злой город - Дмитрий Силлов"

– Ты отступишься?

Субэдэ отрицательно покачал головой.

– Нет. У каждого свой путь. Пусть нельзя уничтожить народ. Но этот город я уничтожу. Если, конечно, я правильно понял то, что показали мне духи огня из глубины далекого будущего.

Четки в руке шамана возобновили движение.

– Что ж, твой путь – это путь воина, – тусклым голосом произнес шаман. – И то, что ты держишь сейчас в руке, – это то, что остается от любого, пусть даже непобедимого воина в конце его пути.

Субэдэ опустил взгляд. Оказывается, его пальцы все еще сжимали череп неведомого богатура, превращенный в чашу. Он усмехнулся.

– Ты сказал правду, почтенный Арьяа Араш. Но правда и то, что мой череп пока еще не оправлен в серебро. Теперь я знаю главное. Урусскую крепость защищают не призраки мертвых, а такие же воины, как и я. И чей путь окончится завтра, пусть решают наши мечи.

Полководец поднялся, давая понять, что разговор окончен. Костяная чаша упала перед шаманом, звякнув серебряной оправой о край очага. Субэдэ откинул полог и окунулся в темноту. Этой ночью у него было еще много дел.

А в его черном шатре все еще смотрел на умирающий огонь старый шаман, имя которого на языке Степи означало «святой мудрец». В глазах шамана была печаль. Маленькие костяные черепа в его руке уныло постукивали друг о друга.

– К чему вся моя мудрость, если ты не понял главного, доблестный воин? – шептал старик. – К чему вся моя ворожба, если ты забыл о том, что завтра там, на стенах вместе с воинами встанут дети и женщины. Убивая их, ты прерываешь череду поколений и сеешь зло, которое породит множество новых смертей. Ты нашел ответ на свой вопрос, непобедимый богатур. Только сможешь ли ты сам ответить – какова цель твоего пути и ради чего завтра по твоему приказу снова будут умирать люди?

Голос шамана становился все тише, угасая вместе с пламенем костра.

– Если ты думаешь, Непобедимый, что, освободившись от пхурбу, ты вернул свою душу, ты ошибаешься. У великих полководцев изначально нет души. Ведь разве смогли бы они когда-либо стать теми, кем стали, если б были людьми?

* * *

Десница, задетая ордынским мечом чуть выше локтя, противно ныла. Хоть и приложил заморский лекарь зелье к ране, от которого она затянулась чуть не сразу, а все ж рука давала знать о себе. Случись чего – не возьмешь, как бывало, два меча зараз, придется шуйцей[145]обходиться, а на правую – легкий щит привязать. Не углядел, как давешний ордынец свой клинок вывертом провел, больно ловкий попался басурман. Или у самого уже глаз не тот стал?

Воевода задумчиво теребил бороду, глядя, как на дальнем конце поля сооружают степняки невиданной величины осадную махину. И не в руке дело. И не в ловком ордынце, который, несмотря на свою ловкость, гниет ныне во рву под стеной – душа ныла поболее всякой раны…

Из Смоленска не пришла подмога. А, может, перехватили гонцов по дороге разъезды степняков или лихие люди, что в любую войну слетаются на мертвечину словно воронье, надеясь урвать свой кусок, наплевав на общее горе.

Был еще гонец, в Новгород, но на новгородскую помощь меньше всего было надежды. Далеко шибко, да и уж больно заносчивы купцы тамошние, что, по сути, городом и правят. Помнится, отец нынешнего князя Александра, Ярослав Всеволодович, пресытившись боярскими раздорами да наветами, как-то, плюнув на то княжение, вместе с верной дружиной оседлал коней да и уехал в родовой удел в Переславле-Залесском, предпочтя свой медвежий угол хваленой новгородской Правде…

Сзади послышались тяжелые шаги.

Бряцая длинным мечом, подошел и стал рядом купец Семен. Надо ж, только о купцах думал – и вот свой пожаловал. Зять почти…

По сердцу скребануло. Вроде б и нормальным мужиком себя показал Семен, «языка» с Орды приволок, а все ж тот кошель с гривнами словно на шее висел, к земле пригнуть норовил.

– Чего ждем, воевода? – заправив большие пальцы рук за пояс, спросил Семен. – Пока они той невидалью в нас швыряться не начали? Нынче ночью мы им показали, что к чему, пора и в чистом поле нехристей вразумить, пока к ним подмога не подошла.

Воевода вскользь бросил на купца хмурый взгляд.

– В чистом поле… Не дело говоришь, Семен. У нас конных да доспешных насилу четыре сотни наберется, а их там чуть не впятеро больше.

Семен усмехнулся.

– Так потому они нас и не ждут! Вдарим всей силой, заодно и порок ихний срубим. Ты ж прикинь, что будет, ежели они его соберут да пару дней по городу постреляют? В него ж воз камней зараз влезет!

Воевода задумчиво теребил бороду.

– Так-то оно так…

– Эх, воевода, – досадливо крякнул Семен. – А давай, как и допрежь, народ спросим?

И, не дожидаясь ответа, повернулся к мужикам, что махали топорами, крепя изнутри многострадальную приступную стену. Да не только мужики – почитай, весь Козельск сейчас был у этой стены. Все понимали – нынче каждая пара рук на счету. И всем находилось дело. Бревна таскать, отесывать, мастерить массивные подпорки, которые были бы способны сдержать удар гигантской машины…

– Слухайте меня, люди добрые! – громогласно крикнул Семен. – Да скажите как на духу. Что лучше – как крысам в западне сидеть ожидаючи, когда нехристи нас камнями подавят, али вдарить по ним, как нынче ночью вдарили?

Мужики опустили топоры. Многие переглядывались. Ясное дело – первым голос подашь, случись чего, первым и ответ держать будешь.

– Ну, чего молчите? Али ордынскую махину завидев, языки проглотили?

Насмешливый голос Семена словно подстегнул народ. Единовременно раздалось несколько голосов.

– Мы-то проглотили? Думай, чего говоришь, Семен! Али до этого Орду не били?

Разноголосье нарастало. Все чаще из толпы раздавались:

– Ясно дело – вдарить! Дело Семен говорит – вдарить, и всего делов. Пущщай они нас боятся!

Семен повернулся к воеводе.

– Ну, что скажешь, Федор Савелич?

– Что скажу?

Воевода смотрел в небо, ища что-то глазами. Да только в том, набрякшем серыми тучами небе уже не было гордого степного орла – ордынские стрелы перебили всю птицу на много верст в округе.

– Что скажу…

Семен поднял руку. Рев толпы стал тише, а после и вовсе сошел на нет. Все ждали воеводиного слова.

– Я сам воев вперед поведу, – громко произнес Федор Савельевич. – А ты, Семен, с братом здесь в граде за старших останетесь. Постоим грудью за землю пращуров[146]наших!