Читать книгу "Младший конунг - Вера Ковальчук"

Только холодно.

— Мне холодно, Реен, — произнесла она жалобно. — Обними меня.

В ответ он взял ее за плечи и крепко сжал.

Орм повернул мать. Ее глаза были закрыты, но в тот момент, когда он резковато встряхнул ее, губы приоткрылись и распахнулись глаза, которые в темноте землянки показались ему почти черными. Она посмотрела на сына — во взгляде было мало осмысленности. Туман заволакивал его, и Регнвальдарсон не мог бы даже поручиться, смотрит ли мать на него, или сквозь него. Губы снова шевельнулись — он услышал стон.

Орм сжал плечи матери и попытался ее приподнять. Она показалась ему холодной, как статуя.

Женщина прикрыла глаза, потом снова подняла веки. Сын поднял ее на руки — она показалась ему легкой, как пушинка — и вынес на воздух. Осторожно положил на траву рядом со входом в землянку. Вокруг столпились его викинги, но близко не подходил ни один — все они молчали.

Хильдрид вздрогнула и открыла глаза. На Орма она теперь смотрела вполне осмысленно. Потом ее губы тронула улыбка. Во взгляде запылала любовь, и сыну Регнвальда стало плохо. Захотелось убить кого-нибудь или хотя бы искалечить, переломать все кости. Он справился с собой лишь с большим трудом.

— Мама, слышишь меня? — он впервые назвал ее так.

— Реен... — простонала она. Стон легкий, как дыхание, почти неслышный. — Реен...

— О ком это она? — спросил Кадок, который единственный держался рядом с молодым конунгом Нортимбраланда и все норовил чем-нибудь помочь. Сейчас он держал в руках теплый плащ.

— Об отце, — сквозь зубы, нехотя, ответил Орм, и валлиец понял, что пока лучше молчать.

— Мама, ты меня слышишь? — повторил молодой конунг.

Хильдрид смотрела в глаза мужа, которые почему-то стали тревожными. Ей хотелось прижаться к нему, закутаться в его плащ, ощутить тепло его тела. Холод подступал волнами откуда-то изнутри, и в какой-то момент она даже испугалась — не простудилась ли. Ветер пах приближающимся дождем. Потом холод вдруг отступил, а Регнвальд молча поднял ее на руки и понес на свой корабль.

Женщина слабо вздрогнула в руках сына, и глаза ее остановились. У Орма перехватило дыхание, он встряхнул ее раз, другой, уложил на землю и стал щупать бьющуюся жилку. Не нащупал. Принимать очевидное не хотелось. Он отпустил ее и стиснул правую руку левой. Долго смотрел.

— Что там? — прозвучал чей-то голос. Должно быть, спрашивал воин, которому было не видно, что происходит у землянки. — Что там? Умерла?

Регнвальдарсон медленно поднялся на ноги. Он не был уверен, что справится с собственным голосом, но выставлять на всеобщее обозрение чувства, пусть даже они всем очевидны, не желал. Он молчал так долго, что воины начали поглядывать на него с тревогой и вопросительно.

Бой затих вдали, почти всех убили, кого-то взяли в плен, нужно было решать их судьбу. Нужно было распоряжаться людьми и захваченными вещами, решать, что и как делать дальше — словом, забот невпроворот.

Так долго хранить молчание люди Орма не могли. Кто-то, истомленный боем, уже пристраивался к вражеским котлам с кашей. За спинами впередистоящих викинги тихонько переговаривались между собой.

— Умерла?

— Точно. Умерла.

— Отчего хоть? Замучили? Что с ней делали-то здесь?

— Похоже, что от ран. Надо бы повязки размотать да посмотреть.

— От ран, конечно. От чего ж еще?

— Хватит, — сказал Регнвальдарсон, не оборачиваясь, и стихли даже те разговоры, которые велись в полусотне футов от него. Лакомившиеся чужой кашей воины оставили ложки и вытянулись. — Тела убрать и подготовить к погребению. Найти наших пленных или их тела. Разложить костры и приготовить еду. И отдыхать — завтра выступаем. Если Харальд Эйриксон и его отряд попадется нам по пути — тем лучше, у Гуннхильд станет на одного сына меньше. Не попадется — я потом его найду. И спор между нами решит меч.

Нагнулся, поднял тело матери на руки и понес к кораблю.

Эпилог

Орм Регнвальдарсон поднялся на «Лосося» по сходням, положенным лишь для удобства — корабль находился на земле и был прочно установлен между двух валунов. Весла были уложены поверх скамей, на бортах повешены щиты, хотя ни одного человека, кроме Орма, на корабле не было. Драккар был снабжен всем необходимым для путешествия — запасом продовольствия в огромных корзинах, бочонком пива, всякими мелочами, даже палаткой, которая против привычного не была разложена на палубе, а лежала разобранная.

Молодой конунг Нортимбраланда прошел на корму « Лосося ». Здесь, на широко расстеленном плаще, положив голову на щит, лежала Хильдрид Гуннарсдоттер по прозвищу Равнемерк, Вороново Крыло, разодетая в самые роскошные одежды, которые только смогли найти. Поверх рубашки из миклагардской парчи ее облачили в кольчугу, поверх кольчуги уложили золотые бусы в несколько рядов, на плечи накинули другой плащ, короткий, и скрепили его края крупными золотыми фибулами, годными не для плаща, а скорей для женского наряда. Но ведь она и была женщиной, и ей, как никому, подобали женские украшения. Шлем лежал рядом, а на ноги были надеты расшитые кожаные башмачки, застегивающиеся на овальные бусины с оберегающими знаками огня.

Регнвальдарсон нес в руках меч. Ее клинок, откованный для нее еще конунгом Харальдом Прекрасноволосым, он нашел в лагере сыновей Эйрика. Теперь, вынув его из ножен, он положил меч по правую руку от матери. По другую лег ее лук и колчан со стрелами, насаженными на древки и оперенными еще ею самой. Сняв с пальца тяжелое золотое кольцо, Орм взял руку матери, чтоб надеть его ей, и задержал маленькую ладонь в своей руке.

Она была холодна, как морская вода зимой. Молодой конунг поднял глаза на ее лицо. Хильдрид, лежавшая перед ним, лишь отдаленно напоминала ту Хильдрид, которую он звал своей матерью — так поступает с людьми смерть, отнимая у них сходство с ними же живыми, будто намекая, что человек и его бездыханное тело — не одно и то же. Лоб дочери Гуннара был еще влажен от святой воды, которой ее счел нужным окропить священник, когда отпевал ее. На груди под крупными золотыми бусинами блестел серебряный крестик.

«Эту руку когда-то целовал отец, — подумал Орм, сжимая пальцы матери. — А теперь она безжизненна. Совсем недавно ты была жива, как и он когда-то. А теперь тебя нет, как нет его. Невозможно в это поверить. Что же я скажу сестре? Что я скажу конунгу Хакону»?

Сзади подошел Харальд. Он уцелел в битве за мысом Большого Носа, как его называли скотты, и теперь нес Хильдрид Гуннарсдоттер свой дар. Два тяжелых золотых браслета, которые он счел необходимым подарить своей предводительнице, стукнули в палубу, один покатился под скамью. Харальд не стал лезть за ним.

— Если б только мы могли положить у ее ног Альва, — сказал он глухо. — Это было бы правильно.

Впервые за те годы, что длились отношения Хильдрид и ее телохранителя, Орм не испытал к викингу ревности и неприятия. Кого было теперь ревновать? Ни его, ни ее уже нет в живых. Последний, кого мать вспомнила перед смертью, был Регнвальд, ее муж. Разве это не доказательство ее любви? И сын в самом деле пожалел, что не может положить к ногам матери человека, который так искренне любил ее и отдал за нее жизнь.