Читать книгу "Смех Дракона - Генри Лайон Олди"

Авторы фельетонных романов заканчивали главы, как правило, на самом интересном месте, делая микрокульминации. За это "потакание" читательскому интересу их тогда зачисляли в "попсу". Особенно Диккенса. Его тиражам завидовали просто по-страшному! Он, кстати, и в суд подавал несколько раз. На «пиратов». И Пушкин тоже жаловался Бенкендорфу на "пиратов". Популярность аукалась воровством…

У всех перечисленных выше типов – сериал, цикл, роман, фельетонный роман – свои конструкции финала. Финалы общие, финалы частей, серий, глав… Есть еще так называемые «промежуточные» финалы – они чаще всего издательские. К примеру, «Война и мир» Толстого, «Властелин Колец» Толкиена, "Сага о Форсайтах" Голсуорси – велики по объему. Такие книги удобнее издавать в двух-трех томах. Издатель, договорившись с автором (или по собственному почину), обрывает роман на каком-то плюс-минус законченном эпизоде – и публикует отдельным томом, исходя из маркетинговых целей.

Возьмем для примера «Гарри Поттер» Джоан Роулинг. Что это такое – роман? Цикл? Сериал? По идее, это единый "роман взросления" с общей композицией, которая отлично видна, если читать все подряд. Но у каждого тома есть свой отдельный финал – не издательский, а авторский. Каждая книга – большой, законченный сюжетно эпизод из жизни героев. В принципе, с некоторой натяжкой третий или четвертый том "Гарри Поттера" можно читать отдельно, не читая предыдущих и последующих книг. Здесь мы имеем признаки и цельного мета-романа, и сериала, и цикла – это "гибридная форма".

Проблема с финалом и его наличием/отсутствием возникла довольно поздно. Долгие века существования мировой литературы подразумевалось, что автор, создавая некий мир, как и Творец наш, по образу и подобию, обязательно покажет начало этого мира, его жизнь и завершение. Если роман приключенческий – обычно любовно-приключенческий – дело обязательно доводится до свадьбы, и даже есть короткое изложение, что было потом. Тут важно учесть один нюанс: главный объект литературы – человек. Чем заканчивается человеческая жизнь, известно. Поэтому делался намек: это случилось не скоро, а пока что «жили долго и счастливо». Даже небольшая новелла завершалась рассказом о том, что произошло с героем впоследствии. Создавался мир вне зависимости от размеров этого мира. Более того, читатель ждал еще и морали – зачем это все рассказывалось. И мораль прописывалась, что не казалось тогда излишним. Финал оформлялся по всем правилам. А в больших книгах ждали не просто финала, а РАЗВЕРНУТОГО нравоучения, желательно с отступлениями и пояснениями, как в романах эпохи барокко.

Кстати, роману эпохи барокко не повезло. Средневековые романы мы можем сейчас найти, они переиздаются, в них эстеты находят некий вкус. Романы же барокко, считай, пропали. А между тем каждый из них рассматривался как целый мир, который должен быть с человеком всю его жизнь. Следовательно, в романе должно быть все – энциклопедия, пояснения к каждому более-менее серьезному эпизоду, тщательно выписанные личности, развернутый рассказ о том, чем завершалась история, причем не только главная, но и история каждого персонажа… Ни один вопрос не должен остаться без ответа! Что случилось с персонажем Имярек? – см. приложение 15-а. Писатели считали своим долгом ответить на любые вопросы по создаваемому ими миру. Читатель же знал, что это правильно.

Когда возникли проблемы с финалом? – когда культура пошла в массы.

Больше стало грамотных, и появились технические возможности для издания литературы массовыми тиражами. Вот тогда и появился великий соблазн – фельетонный роман, или его российский вариант: роман в брошюрах. Как только возникли дешевые типографии, как только петербургские дворники научились читать (они служили в полиции и volens nolens приходилось знать грамоту), вот тогда-то для них стали издавать свой вариант бульварного романа. Там уже требовалось иное. Прежде всего сыщик Путилин не должен в конце каждой книги жениться (обычный финал) или умирать (а как же продолжение?!), или, допустим, попадать в тюрьму (а если попадать, то с явным намеком, что он оттуда выйдет). Финал такие издания искусственно превращали в "подвешенный". Из ясных коммерческих соображений: зачем же рассказывать, чем закончилась история, которую в принципе можно продолжить?! Если, конечно, автору продлят контракт…

Вот тогда-то финал и начали профанировать. Не в силу глубоких изысков и творческих мучений, а в силу чисто экономических расчетов – как это ни обидно звучит, но для определенного потребителя: горничных и дворников.

Возьмем пример из близкого искусства – кино. Кино-то выросло на литературных сюжетах. К сороковым годам прошлого века великая империя Голливуд опошлила все, что только можно. Все жанры, все направления, все сюжеты. Зритель прекрасно знал, чем дело кончится, как кончится, и что скажут герои в конце. Вестерны тогда еще стеснялись быть очень уж кровавыми: пуля не должна попадать в человека на глазах зрителей, главного героя не должны бить так, чтобы зритель видел подробности, герой должен быть гладко выбрит даже после недели в пустыне… – Но действие в вестерне обязательно завершалось победой "бобра над козлом", и желательно свадьбой с раскаявшейся красоткой.

В какой-то момент от этого начало тошнить.

Сороковые годы стали толчком к возникновению принципиально новых взглядов на финал. Во время войны стали снимать откровенную патоку – из вполне понятных соображений. Беспроблемные фильмы, где все пляшут, а потом женятся. Изредка возникали картонные немцы, но в финале все равно – поцелуй. Тогда в Голливуде под войну как раз разрешили поцелуи.

Для приятственности еще и "включили цвет".

И вдруг пошла реакция. Кругом идут фильмы-конфетки с обязательным хэппи-эндом. А кое-где появились принципиально иные фильмы. Черно-белые, снятые про не очень-то удачливых людей. В кадре их били без стеснения, они много пили и курили, почти никогда не снимали шляпы. Им ничего не удавалось, успехи были временными, женщины – красивые и брутальные – предавали их регулярно, а они предавали женщин. Родился жанр НУАР. Нуаром его назвали благородные французы. Интересная ситуация: по одну сторону кино-баррикад все поют и пляшут, а по другую сторону – бродят мрачные, надежные, крепкие Хемфри Богарты, у которых опять-таки ничего не получается, но в них есть изюминка.

И вот тут стал обязательным ПЛОХОЙ ФИНАЛ. Оборванный финал, как случайной пулей обрывается наша жизнь, как обрывается история, которую вы не дослушали в поезде. В этом видели высший шик! В этом видели новую форму. Историю обрывали, чтобы стилизовать ее "под жизнь".

Литература шла тем же путем, только медленней. Коммерция требовала оборванного финала. А вдруг продолжение напишется – не один автор, так другой. Даже «Войну и мир» продолжили, хотя Толстой такой уж финалище написал – целую повесть вставил! Оборванного финала требовала и имитация под жизнь. Мол, нечего патоку хлебать, жизнь тяжела, известно чем кончается – и наше произведение кончается так же. Не обязательно смертью героя, но на неопределенной ноте: дорога уходит вдаль, и зубы болят, и девушка меня бросила. Плохой финал стал в литературе хорошим тоном. В кинематографе с этим позже стали бороться. В литературе – нет. Наиболее продвинутая литература сделала ставку на скомканный финал, на вал недоговоренностей.