Читать книгу "Возвращенец. "Элита пушечного мяса" - Вадим Полищук"

В начале июля Вову наградили второй медалью. «За победу над Германией». Всех наградили и Лопухова тоже. Награда радости не принесла, время шло, а дембель на горизонте не просматривался, между тем, четыре года почти истекли. Вова пошел к Кальману, но тот только руками развел.

— Кто бы меня самого демобилизовал. В приказе четко сказано «тринадцать старших возрастов», и точка.

— У меня контузия была, — напомнил Вова.

— Это не ко мне, а к медицине. Принесешь справку, что не годен — поедешь домой.

— Принесу, — пообещал Вова, — обязательно принесу.

И направился к выходу.

— Постой, — окликнул его ротный, — а как же ты, контуженный, машину водишь?

— Нормально вожу, — схамил Вова, — без единой аварии.

— Разгильдяй, — впечаталось в лопуховскую спину.

В казарме Вова собрал свои сокровища, за месяц у него кое-каких трофеев собралось, американские сигареты тоже, кстати, пришлись, и прикинул, хватит ли этого на получение справки. На следующий день он отправился в гарнизонный госпиталь.

Эпопея получения заветной справки заслуживала отдельной истории. Вова неделю проходил обследование. Он симулировал головокружения и приступы головных болей, чинил машину начальника госпиталя и неудачно пытался обольстить старшую медсестру, подарил ППЖ начальника рулон дорогущего панбархата, угощал сигаретами госпитальных хозяйственников и под конец дал взятку врачу-невропатологу бутылкой французского коньяка какой-то охрененной выдержки. Эту бутылку основательно поддавшая шоферня хотела употребить уже под конец, когда не хватило. Подтянувшийся к концу гулянки Вова выкупил ее за флягу спирта и сохранил до подходящего случая.

Через неделю, Вовиной осады, ведущейся по всем правилам искусства, хорошо известного советским снабженцам всех мастей, невропатолог не выдержал и коньяк таки взял, не устоял.

— Черт с тобой. В конце концов, контузия у тебя, действительно, была, хоть и легкая. И война уже закончилась. Но ты же с таким диагнозом ни одну медкомиссию не пройдешь! Подумай.

— Думал уже. Мне бы только до Союза добраться, а там вылечусь. Дома и стены помогают.

— Вылечится он, — скептически хмыкнул майор медицинской службы. — Иди в коридоре подожди. Будет тебе справка.

Вова выскочил в коридор. Есть, сработало! Талант не пропьешь! В глубине души шевельнулась гордость за блестяще проведенную операцию. Если, конечно, не считать досадной осечки с медсестрой. Но результат-то налицо, вот он в кармане приятно шуршит, хоть и не деньги. Но эта бумажка дороже всяких денег будет.

Кальман повертел справку и так, и сяк, даже на обратную сторону заглянул.

— Всегда подозревал, что ты прохиндей, но чтобы до такой степени! Может, и мне такую сделаешь?

Вова почесал репу. Заметив его замешательство, Кальман улыбнулся.

— Это была шутка. Через четыре дня будет отправлен эшелон демобилизованных из нашей армии. Успеешь?

Вова успел. Хоть с писарями в строевой части общаться проще, чем с врачами, но на ускорение процесса ушли последние запасы трофеев. Но Лопухов о них не жалел. Получится вернуться, там они почти ничего стоить не будут, не получится… Об этом думать не хотелось, но листок с адресом Ерофеича он бережно сохранил. Так, на всякий случай.

К эшелону Вова прибыл с шиком, на персональном «студебеккере», прилично поддавший и бесконечно счастливый, сам не подозревал, что может впадать в такую эйфорию. Впрочем, не один он такой, некоторых сослуживцы грузили в вагоны в виде слабо шевелящихся тушек. И никто из комендантских или сопровождавших эшелон офицеров не рискнул испортить людям праздник, они его заслужили.

Если не считать сопровождавшего их до границы лейтенанта, то в вагоне Лопухов оказался самым младшим по возрасту, причем разрыв был солидным, лет в десять-пятнадцать. Так как в их вагон попала компания пожилых западенцев, служивших в каком-то обозе, то ефрейтор Лопухов был не самым младшим по званию, красноармейцев у танкистов мало, почти все должности предполагают лычки на погонах. Но звания никакого значения уже не имели, все они были дембелями, все рано или поздно доберутся до своих военкоматов, встанут на учет, снимут погоны, а потом еще годами будут донашивать выгоревшую добела форму и вспоминать эти дни, как одни из самых счастливых в своей жизни.

Гулянка продолжилась и в теплушке, у многих с собой было. Сквозь перестук колес из соседнего вагона доносилось пиликанье гармошки, там орали «Марш танкистов», потом «По полю танки грохотали», потом что-то еще…

Очнулся Лопухов только на следующий день, уже в Польше. Эшелон шел быстро, надолго задерживать дембельскую вольницу, основательно подогретую трофейным шнапсом и отечественным спиртом, никто не хотел. Наоборот, спешили побыстрее спихнуть обратно, где она растворится в людской массе. Около полудня по эшелону пронесся слух, что уже следующая станция будет пограничной. Все невольно начали готовиться к встрече с Родиной.

— Погранцы!

Свесившийся из дверей сержант-артиллерист первым обнаружил сборище зеленых фуражек на приграничной станции и сделал правильный вывод.

— Сейчас шмонать будут!

Этого никто не ожидал, привыкли пересекать границу на танках, когда документы у них никто не спрашивал и досмотр личных вещей не производил. Артиллерист оказался прав, едва эшелон замер, последний раз лязгнув буферами, как вдоль вагонов двинулись офицеры и солдаты в зеленых фуражках.

— Выходи на досмотр!

Дембеля, прихватив вещи, посыпались из теплушки, у некоторых барахла оказалось довольно много. Когда Вова одним из последних покидал вагон, на полу валялся с десяток разнообразных пистолетов, пачки патронов, даже несколько гранат.

Обыск был основательным, некоторых особо подозрительных до белья раздевали, разве что швы не прощупывали. Конфисковали оружие, ювелирку, часы, кто по нескольку штук вез, антиквариат всякий. Некоторые, особо буйные, пытались спорить, права качали, но погранцы их быстро… В общем, разъяснили им ситуацию. На шмотки внимания не обращали, что на себе утащишь — то твое. У Лопухова ничего запрещенного при себе не было, да и из вещей один вещмешок, но пограничник все-таки прицепился к ножу.

— Это же нож, обычный нож, — горячился Вова.

— Это — холодное оружие, его ввоз в Союз запрещен, — упирался пограничник.

Подошел лейтенант, взял нож в руки.

— Разведчик?

— Нет, друг разведчиком был. Он и подарил на память.

Офицер вытащил клинок из ножен, хищно блеснуло остро отточенное лезвие.

— Да, заслуженный ножик.

Судя по тому, как пограничник держал нож в руках, делал он это не в первой. Покрутил и вернул обратно в ножны.

— Держи, — протянул он предмет спора Вове.

— Спасибо.

Здесь же на станции дембелей ждал другой эшелон, идущий уже непосредственно в Москву. Паровоз уже свистел, когда Вова подскочил к вагону и его втянули внутрь. Народу в вагоне заметно поубавилось, часть осталась на пограничной станции ждать отправки по другим направлениям. Некоторое время все оживленно материли погранцов, жалели потерянные цацки и оружие, прихваченное на память. Потом тот же артиллерийский сержант вспомнил историю.