Читать книгу "Возвращенец. "Элита пушечного мяса" - Вадим Полищук"

Вова отлил с огромным облегчением и, уже застегивая ширинку джинсов, услышал какой-то писк. Тоненький такой. Писк быстро прекратился, но уши успели засечь направление. Несколько секунд Лопухов прислушивался. Ничего. Хотел было вернуться к вокзалу, но тут писк повторился. Или плач? Или показалось? Вздохнув, Вова двинулся в направлении непонятного звукового эффекта. Через пару десятков метров он убедился в правильности выбранного пути, в кустах явно шла какая-то возня. Боролись там, что ли? Вова ускорился, вломился в заросли и, проскочив сквозь пучки упругих веток, оказался на месте будущего происшествия.

Двое держали извивающуюся на земле девчонку, один из них зажимал ей рот. Еще двое сдирали с отчаянно лягающихся ног джинсы, а пятый… Пятый, с ухмылкой наблюдая за разворачивающимся действием, расстегивал свой брючный ремень. Вовиного появления никто не заметил, уж слишком были увлечены.

— Эй, вы, что совсем охренели? Отпустите девчонку!

Пятый справился, наконец, с ремнем и повернул голову к Вове, остальные ни на секунду не прервали своего занятия. Здоровый качок, а взгляд остекленевший, бессмысленный, похоже, обдолбился чем-то, вот на девочек и потянуло.

— Вали отсюда, козел, пока сам целый.

Один против пятерых. Уйти? Эти не остановятся, обязательно доведут свое дело до конца. Девчонка продолжала брыкаться, но чувствовалось, что делает она это из последних сил. Худенькие белые бедра, совсем детские трусишки и пять невменяемых мордоворотов. Ради чего он четыре года мерз, голодал, в обнимку со смертью ходил? Зачем все? Чтобы теперь трусливо отвалить в сторону, когда эти скоты…

Вова сильно пожалел, что нет у него сейчас в руках привычной, уверенной тяжести ППШ, тогда бы и лишних вопросов не было. Ну да за неимением гербовой пишем на простой. Пакет плюхнулся в траву, следом слетел с плеча вещмешок, правая рука нырнула под ветровку и легла на отполированную многочисленными прикосновениями рукоять старшинского подарка. Как там Ерофеич говорил, «бей в шею»? Все стало просто и понятно, гвардии ефрейтор Лопухов сделал решительный шаг вперед.

Эпилог

Настроение у следователя было паршивым, с самого утра. А все потому, что районный прокурор заявился к нему в кабинет по этому самому делу. Не к себе вызвал, сам пришел. Пришел и с порога заявил.

— Ты когда дело Лопухова прекращать думаешь?

— Так ведь неясностей там много.

— Какие у тебя неясности? Все просто и понятно: один отморозок с ножом напал на пятерых граждан, отдыхавших в парке.

Картину, открывшуюся прибывшим, наконец, пэпээсникам, ветераны местного сыска не видели даже в лихие девяностые. Молоденькую экспертшу пришлось нашатырем в чувство приводить. Вся полянка была залита кровью, пять жутко изрезанных трупов и еще один деятель, такой же изрезанный и окровавленный, но еще еле живой, был без сознания. Этот продолжал сжимать в правой руке странный нож, еле достали. Он умер через два часа от сильной кровопотери и многочисленных проникающих ранений с повреждениями внутренних органов. Врачи сразу заявили, что спасти его было невозможно.

Папаша одного из терпил, местный депутат и авторитетный бизнесмен, почти час орал на ментов за то, что зарезали его сынка. Те стояли с виновато-скорбными рожами, а сами про себя подсчитывали, на сколько процентов улучшится теперь криминогенная обстановка в городе, эта компания уже всех успела достать. Одного пасечника после этого разговора видели в церкви, говорят, свечку ставил за упокой.

— А мотив? Причина нападения не выяснена.

— Мотив к делу не пришьешь. Ей всего тринадцать лет. Мать заявила, что допрашивать девочку не даст. И я ее понимаю.

— Я тоже, — согласился следователь. — Но почему тогда мелкий деляга Владимир Сергеевич Лопухов с ножом накинулся на пятерых здоровых парней? Четыре года назад его объявили в розыск по обвинению в мошенничестве. Но потом дело прикрыли, видимо, с доказухой было слабовато, да и клиент исчез. А через четыре года он появляется в нашем городе в форме ефрейтора Красной армии образца сорок третьего года. Тут же покупает новую одежду, переодевается, берет билет до Москвы и идет резать первых попавшихся отдыхающих. Один против пятерых!

— Может, он какой-нибудь свихнувшийся реконструктор? Нож у него с собой был? Был, значит, заранее готовился!

— Так у терпил тоже ножи были!

— У них хозбыт и самооборона, а у этого — холодняк в чистом виде.

— На этом ноже, кроме крови пятерых потерпевших, нашли дээнка еще пяти как минимум человек. Он им где-то еще хорошо поработал.

— Ну, вот видишь! Точно отморозок какой-то.

— И еще одно, форма, белье солдатское, сапоги, везде стоят штампы сорок четвертый — сорок пятый, все малость бэу, но на семидесятилетнее хранение ну никак не тянет! Нож разведчика выпуска сорок второго года. Полный комплект документов ефрейтора Красной армии, демобилизованного в июле сорок пятого. На первый взгляд, самые настоящие, не подделка. Наградные документы на медали…

— Ну, сейчас полиграфия и не такое может, — возразил прокурор, — экспертизы-то не было.

— У него три шрама от огнестрельных и осколочных ранений, следы ожогов на руках. Из документов следует, что первое получено под Москвой, второе в Сталинграде, третье в Польше. Контузия в Германии.

— Так он еще и контуженный! — обрадовался прокурор.

— Зачем такое подделывать?

— Стоп, стоп, стоп. Ты еще к этому часы его фуфловые добавь, борсетку и визитницу. Ты что, фантастики по ночам перечитал? Или телевизора насмотрелся? Сам в дурку захотел? Значит так, дело за смертью обвиняемого закроешь сегодня же. Да, да, сегодня, на меня тоже сверху давят. Завтра утром все бумаги должны лежать у меня на столе. Так всем лучше будет, а ему уже все равно, его не в нашем районном суде судить будут. Тебе же, между прочим, скоро следующее звание получать. Ты все понял?

— Понял, — нехотя согласился следователь. — Что с валютой делать?

Это был больной вопрос. Поначалу не до вещмешка было, а когда его начали осматривать, то слишком много свидетелей вокруг было, понятые опять же. Пришлось все официально оприходовать.

— Потом решим. Завтра дело должно лежать у меня на столе, я подпишу. Вещдоки — на уничтожение, кроме валюты разумеется. Все, до завтра.

Поздно вечером, уже оформив бумаги, следователь разбирался с вещественными доказательствами. Нож, форму, сапоги и прочий немудреный солдатский скарб — на уничтожение. Осталась тоненькая стопка документов и два больших кругляша, серый и желтый, на немудреных матерчатых ленточках, да красно-белый, в потускневшем золоте, гвардейский значок. Подумав, он сложил их в отдельный конверт. Решил, что, когда приедут родители Лопухова для того, чтобы забрать тело, отдаст им. Какая-никакая, а все же память о сыне.