Читать книгу "Ритуальные услуги - Василий Казаринов"

— Хорошо, — кивнул я. — Что вам привезти к чаю?

— Кускового сахара. Он почему-то по теперешним временам стал редкостью.

Глава 6

1

Это была трезвая мысль — прямо за воротами дачной территории свернуть направо и выбраться на обрывистый берег сонной речушки, катящей свои мутноватые желтые воды всего в пяти минут хода от поселка, во всяком случае, Малахов, привалившись плечом к дверце с опущенным стеклом с тем расчетом, чтобы встречный ветерок обдувал подернувшееся потовой пленкой лицо, принялся вслух размышлять о том, как было бы здорово сейчас, в самой сердцевине раскаленного зноем дня, окунуться, поплавать, а потом поваляться на траве в тени прибрежного кустарника и, может быть, даже немного вздремнуть на свежем воздухе.

Я было поддался искушению, встряхивая влажную от пота майку, однако упоминание про вальяжное лежание на берегу слегка встряхнуло мою профессиональную совесть, напомнив, что Харон и так живет у реки, удушливые испарения которой желтоватыми клубами смога подтапливали жидкую голубизну неба у горизонта; не только живет, но и временами работает, и потому у него нет иного выбора, кроме как вернуться к тем далеким берегам, что смутно маячили за тянущимися по правой стороне дороги полями, главным образом затем, чтобы забрать свой стоящий на приколе у одного из павильонов ВВЦ челн и отвести его в тихую заводь перед пряничным домиком, поскольку траурная выставка «Некрополь» закрывалась.

— На ВВЦ так на ВВЦ, — нехотя согласился Малахов. — В крайнем случае там тоже можно искупаться. В фонтане «Дружба народов» или как он там называется… Ну, где по центру стоят золотые бабы со снопами золотой пшеницы и еще какие-то труженики то ли полей, то ли прокатных станов.

Я поймал себя на мысли, что сам не помню, кто именно стоит там в огромной каменной чаше, отгородившись от публики тонкой стеной водяных брызг.

— Малахов… — подал я голос, когда мы вырулили на трассу.

— Да, — сумрачно отозвался он, не отрывая взгляда от дороги, однако я понял, что он уловил в моей интонации настрой на какую-то новую тему.

— Зачем ты это делаешь?

— Что это? — Он откашлялся и сочно сплюнул в открытое окошко. — Веду машину с превышением скорости? Поплевываю на дорогу? Любуюсь пейзажами?

— Брось. — Я осторожно тронул его за локоть. — Ты же прекрасно знаешь, о чем я.

— Зачем я привез тебя сюда? — Он невесело усмехнулся. — Знаешь, мне ведь тоже за державу обидно. И еще. Я не вижу из создавшейся ситуации никакого выхода. Совершенно никакого. То, чем я занят… Ну, не только я, но и еще достаточное число нормальных, приличных людей в нашей конторе… В сущности, все это лишено смысла.

— Но ведь вы же кого-то вечно ловите, сажаете на нары.

— Да брось ты… — отмахнулся он. — Кого? Мужика, который спер кусок медного кабеля, потому что в его рабочем поселке нет работы, а семья зубы с полки не снимает? — Он покивал. — Да! Вот его ловим и сажаем — года на два — за кусок металла. Бабку ловим, которая стырила со склада авоську с картошкой. Пацана, который решил выпендриться перед девочкой и угнал из двора раздолбанную тачку, чтобы погонять по ночным улицам? Этих — да, ловим и сажаем. Знаешь, сколько у нас таких бедолаг мается по тюрягам? Но по уму на их месте должны сидеть совсем другие люди. Вроде твоего приятеля Астахова.

— Он не мой приятель, — равнодушно вставил я.

— Да это я так, к слову! — Малахов в сердцах саданул кулаком по рулевому колесу, и я заметил, что он начал заводиться. — Хрен с ним, твоим приятелем и всем его маленьким сыскным гестапо… Он-то особенно не ворует, у него другая специализация. А вот патрона его я бы с удовольствием переселил поближе к параше. Да только все это нереально. Это граждане вне всяких подозрений.

Мы некоторое время молчали, тупо глядя на дорогу.

— Я ведь не первый год замужем, Паша. И давненько уже в нашей конторе на службе состою, всякого повидал. И теперь твердо знаю, что есть всего один способ призвать этих граждан вне всяких подозрений к порядку. — Он задумался о чем-то своем, потом тряхнул головой и хохотнул, покосившись на меня. — Кстати, ты как-то в нашем разговоре про этот способ упоминал.

— Да? — спросил я, хотя догадывался, что он имеет в виду.

— Да! — тяжко вздохнув, кивнул Малахов. — Мочить. Где накроем, там и мочить. В сортире так в сортире. На банкете в «Президент-отеле» так прямо — в блюде со свежими устрицами. В сауне так в сауне. Только так. Иного не дано.

— Ну это ты хватил, товарищ мент, — притворно возмутился я. — Так нельзя. Вот, например, товарищ Сухой. Он был, если я верно тебя понял, простой, нормальный советский человек. И не его вина, что вдруг настали времена… Иные времена — иные песни. Люди меняются. Кстати… Зная — хоть и понаслышке — о том, насколько тщательно работают люди с Лубянской площади, у которых ты черпаешь информацию, я б рискнул предположить, что тебе о бывшем заведующем хозяйством в академии много чего еще известно. Вплоть до того, наверное, не писался ли он, будучи в нежном возрасте, в постель.

— Ну, по части этого деликатного предмета ничего существенного тебе сообщить не могу, — усмехнулся Малахов. — Настолько глубоко коллеги не копали… Однако вот что у него были какие-то проблемы в школе — и его даже будто бы собирались исключать — это мне известно.

— В школе? — искренне изумился я. — А что такое? Его застали в момент подглядывания за девочками, которые переодевались в раздевалке к уроку физкультуры? Или он осквернял двери туалета откровенными рисунками? Или, будучи пионером, не отдал честь, проходя мимо бюста Ленина?

— Что там у него были за проблемы, я не знаю. Но раз этот факт фигурирует в его досье, значит, мальчик позволял себя шалости далеко не самые безобидные.

— Не иначе как мальчик учился в специальной школе для особо одаренных детей, — заметил я, закуривая.

— Да нет, в самой что ни на есть в обычной, — возразил Малахов и назвал номер.

Я так жестоко поперхнулся дымом, что очень долго не мог откашляться, согнувшись в три погибели и подставляя спину под ритмичные и плотные удары малаховской ладони. Наконец мне удалось худо-бедно прокашляться и выровнять дыхание.

— Слушай, Малахов… Скажи мне прямо. Ты что, решил меня сегодня окончательно доконать?

— А что такое? — нахмурился он.

— Да нет, ничего. Просто, выходит, мы с ним учились в одной школе.

— С чем я тебя и поздравляю, — кивнул он. — Черт, мне страшно не повезло, что я изучал таблицу умножения в другом заведении. Надо бы эту вашу школу взять на заметку. Это просто какая-то уникальная кузница достойных кадров… Странно, что ты не помнишь такого выдающегося ученика.

— Он же гораздо старше меня.

— Ну тогда конечно, — согласился Малахов и умолк, погрузившись в свои мысли, и так он среди них блуждал в молчании всю дорогу, до тех пор пока мы не притормозили неподалеку от метро, откуда мне предстояло пробираться сквозь битком забитые народом проходы между торговыми рядами к главному входу на выставку достижений черт его знает какого хозяйства.