Читать книгу "Тринадцатый апостол - Ричард и Рейчел Хеллер"

— Я проделал такую работу, а ты не желаешь помочь мне даже намеком, — сердито бросил Гил.

— Да, — подтвердил Сарками.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил Гил. В его голосе слышались нотки отчаяния. — Какое теперь имеет значение, почему Сабби не хотела, чтобы убили Джорджа? Кого это волнует?

Сарками остановился и повернулся лицом к Гилу. В пустом зале библиотеки голос старика загремел:

— Это волнует и меня, и тебя, хотя ты делаешь вид, что тебя это не волнует. Всех живущих на земле это волнует, хотя они даже не подозревают о том.

— Всех на земле? — усмехнулся Гил.

— Да, все человечество, хотя никто не отдает себе в том отчета. А ты все еще считаешь, что это не важно, — гремел Сарками. — Да на земле ничего нет важней!

Он, должно быть, сошел с ума, заключил Гил. Какое отношение имела последняя фраза Сабби к кому-нибудь, кроме Джорджа, не говоря уже обо всем человечестве? При чем тут оно?

— Может, тебе желательно узнать еще кое-что? — сказал Сарками, его большой орлиный нос чуть не клевал Гила в щеку. — Сабби не говорила, что она не хочет, чтобы Джорджа убили, она сказала, что не хочет, чтобы его убил ты.

Разум Гила лихорадочно заработал. Единственно возможный вывод был слишком невероятен. Верховным цадиком мог быть только тот, кто никогда никого не лишал жизни. Если она пыталась сказать ему, что он не должен убивать, то тогда…

— Тогда я верховный цадик, — прошептал Гил.

Сарками посмотрел на него с презрением.

— Бог мой, Гил. Твое высокомерие ошеломляет. Ты-то уж точно не верховный цадик. Ибо это я.

ГЛАВА 66

День двадцать пятый, сумерки

Главный вестибюль библиотеки музея Израиля,

Иерусалим

Гил ждал снаружи на ступенях лестницы и в наступающей полумгле, щурясь, поглядывал на часы. Он подождет еще минут пять. Сарками назначил встречу в малом конференц-зале, но Гил что-то неважно себя чувствовал. Все силы его уходили на то, чтобы не дать тошноте и слабости взять над ним верх. Сама мысль о небольшом помещении, наполненном спертым горячим воздухом, вгоняла его в панику.

Он перехватит Сарками здесь, ведь все равно сообщить ему нечего. Старик сам настоял, чтобы Гил отдохнул пару дней. Вот два дня и пропало. В кромешной тоске, когда нечего делать, только сидеть сложа руки и вспоминать о Сабби.

Гил, собственно, и согласился на перерыв лишь потому, что не знал, что ему делать дальше. А Сарками, видно, знал. Но если сириец — верховный цадик, почему бы ему просто не забрать у него свиток? Гил пожал плечами. Все это чересчур глупо, а сам он ничтожество, и не больше.

Он сел на ступени и опустил голову между ног.

— Плохо чувствуешь себя, а? — спросил Сарками.

Гил не видел и не слышал, как тот подошел к нему. Гил отер холодный пот со лба тыльной стороной ладони.

— Должно быть, что-то съел, — ответил он.

— Или что-то гложет тебя.

Гил вскинул голову в знак протеста, но у него не было ни сил, ни желания спорить. Кроме того, как обычно, старый ублюдок попал в точку.

Он взглянул в глаза Сарками. Забавно, но он никогда не замечал в них печали. Или сочувствия. По крайней мере к себе.

Сарками кивнул, и это единственное движение побудило Гила уступить тому, чему нельзя было больше противиться.

Боль тут же нахлынула. Сильная и внезапная боль. Из его груди вырвался беззвучный вопль. И прямо там, на ступенях лестницы, посреди людного музейного комплекса Гил вдруг разрыдался, взахлеб, бурно, так, как никогда еще не рыдал в жизни. Сила рыданий удивила его самого, хотя Сарками, кажется, ожидал чего-то подобного.

— Хорошо, — произнес Сарками.

Он терпеливо стоял рядом, пока не затих первый приступ, потом взял Гила за руку и повел в библиотеку. Золотистый свет конференц-зала, казалось, приветствовал их, а воздух был таким же прохладным и свежим, как вечерний воздух снаружи.

— Очень хорошо, — сказал Сарками, помогая Гилу сесть в кресло.

Сам старик устроился напротив него за столом, потом откинулся и спокойно стал ждать, не задавая вопросов.

— Я это сделал, — сказал тихо Гил. — Я убил ее. Если бы я не…

Существовало столько фраз, которые начинались с «если бы я не…», что он растерялся. Если бы он не отмел подозрения Сабби насчет Джорджа, они могли бы остановить его, пока у них было время. Если бы Гил не посмеялся над ее утверждением, что глобальная поисковая система может работать в двух направлениях, то, возможно, он выбросил бы свой карманный компьютер, который, теперь в этом нет сомнений, позволял Джорджу следить за каждым их перемещением. Если бы он не зациклился на своих ощущениях, а прислушался к ней, когда она заподозрила, что Джордж еще жив… Так много «если бы», но это было хуже всех прочих.

Гил снова разрыдался. Он плакал над всем, что он совершал и не совершал, оплакивая последствия своей заносчивости и свое будущее без Сабби.

— Хорошо. Эти два дня прошли с толком, — прошептал больше словно бы для себя Сарками.

Он повернулся к Гилу:

— Ты все сделал правильно. Жертва очищает душу. Это первое из трех деяний, которые тебе надлежит совершить, для того чтобы свиток нашел дорогу к тому, кому он предназначен.

— Я думал, что это ты, — обвиняющим тоном произнес Гил. — Ты сказал, что ты верховный цадик, а Сабби говорила, что свиток предназначен верховному цадику, тогда почему бы тебе просто не забрать у меня эту проклятую штуку?

— Жертва очищает душу, — повторил Сарками, словно Гил ничего не сказал. — Это первое из трех деяний, которые тебе надлежит совершить.

— Что ты имеешь в виду? Что Сабби должна была умереть, чтобы ты мог принять свиток, или что ее смерть это и есть моя жертва?

— Ни то, ни другое, — ответил Сарками. — Смерть Сабби не была твоей жертвой. И не ее, если уж на то пошло. Жертва подразумевает потерю личного, а не внешнего плана. Потерю уверенности в том, что ты во всем прав, а остальные всегда ошибаются, потерю иллюзии, что все в твоих руках.

Что-то в словах Сарками проняло Гила. И в то же самое время ужаснуло его.

— Сабби потеряла человека, которого знала как себя, пережив изнасилование и смерть подруги, — продолжил Сарками. — Это первое превращение не было ее выбором, оно сделало ее меньше, а не больше. К счастью, она снова изменилась, на этот раз это был ее выбор. После того, как она убила своего насильника.

— Ты имеешь в виду, когда она убила своего насильника, — поправил Гил.

— Нет, я имею в виду то, что сказал. Убив своего мучителя, она не утратила ничего. И вполне могла остаться такой, какой сделалась после изнасилования. Жертву Сабби принесла уже после убийства.