Читать книгу "Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин"

— Вот! Не зря наказывала мне твоя матушка приглядывать за тобой в столице. Особенно насчёт пьянства и баб. Как у тебя, кстати, с последними?

— А-а! — Лыков легкомысленно махнул рукой. — Девки не люди, козы не скотина…

— Понятно. А то я получил вчера письмо из Нижнего Новгорода, от Варвары Александровны Нефедьевой.

— Что? — опешил Алексей.

— Барышня справляется о твоём здоровье и очень тонко пытается у меня выведать, не завёл ли ты кого-нибудь. Но такого сыщика, как я, не проведёшь!

— Покажите письмо! — потребовал Лыков. Благово беспрекословно протянул ему бумагу. Алексей прочитал и расплылся в блаженной улыбке.

— И правда… Хорошая она, а, Павел Афанасьевич?

— Не дурил бы ты барышне голову. Скатайся на выходной день в Нижний, зайди на чашку чаю…

— Вы же знаете мои обстоятельства! Сто шестьдесят восемь рублей жалования минус эмеритальные выплаты. Хорош же я буду! Это называется: титулярный советник на поиске богатых невест.

— Собираешься дослужиться до тайного и только тогда сделать предложение? А согласится ли Варвара Александровна столько ждать?

— Павел Афанасьевич! А моя служба? Ведь не по почтовому ведомству числюсь! Десять месяцев в году хожу по лезвию. И ладно, если только убьют; а вдруг сделаюсь калекой? Имею ли я право связывать такую свою жизнь с другим человеком?

— Когда ты строил флиртации Машеньке Коковцовой, это тебя почему-то не останавливало.

— Ну, там нет заповедного имения со ста тысячами годового дохода. И потом — оно ничем не кончилось.

— И с расстройства ты завёл себе белошвейку с Итальянской улицы.

— Откуда вы знаете? Она славная девушка, только очень легкомысленная. Это для здоровья! Врачи говорят, что полезно…

— Вот поймаешь французскую болезнь, тогда поймешь, что именно для здоровья полезно. Права твоя матушка — глаз да глаз за тобой нужен. Так что ответить госпоже Нефедьевой?

— Что Алексей Лыков жив, здоров и сердце его свободно. И… тонко так намекните, как вы умеете, что помнит. Но не решается навязывать знакомство такой богачке.

— Ладно, попробую. Совсем с вами сводником заделаешься… Но вернёмся к делам. Сейчас судьба Рупейты решается на самом верху. Судить его общим судом и сослать на каторгу нельзя. Убийство Макова объявлено государственной тайной. Будто бы для того, чтобы взяточники боялись… На самом деле не хотят огласки, что член «Священной дружины» оказался обыкновенным уголовным преступником. И потом, на каторге Рупейто выдаст тайну «демона» Лыкова. Хотели засунуть нашего кирасира в Шлиссельбургскую тюрьму, но она будет готова только через год. Поэтому граф Толстой договорился со своим финляндским коллегой — оттуда утечка затруднена. Рупейто посадят в Выборгский шлосс. Бессрочно.

— Бр-р! А Мишка Самотейкин?

— Сегодня утром свезён на Пряжку, в психиатрическую лечебницу. После того, как ты его побил, у Мишки что-то случилось с головой. Заговаривается, плачет…

— А он не пртиворяется?

— Такие люди не умеют притворяться. Смотритель секретных камер рассказал: из нашего колосса словно выпустили воздух. Ссутулился, худеет на глазах, сделался робок и послушен. То ли Мишка считал себя непобедимым, а ты его развенчал; то ли последний удар задел мозг. Вчера вечером Самотейкин попытался разбить себе голову об угол печки. На Пряжку его отправили в смирительном камзоле.

— Задел мозг… Было бы что задевать, — буркнул Лыков, но в душе испытал неловкость. Последний удар, действительно, выглядел лишним; Мишка уже не сопротивлялся. С другой стороны, жалеть убийц не числилось в его правилах. Варил бы колбасу — остался бы жив!

— Рупейто выдал Быкова? — сменил неприятную тему Алексей.

— Да. Оказывается, именно благочинный придумал всю засаду и выдал им патрон кизельгура. Теперь отец Николай попался!

— А идея Горсткина накрыть его в компании с бандитами?

— Эффенбах телеграфирует: арест планируется через два дня. Скоро ты опять поедешь в Москву, на этот раз надолго, до самой коронации; там отдашь Казистому должок. Я встречался сегодня утром с Победоносцевым. Константин Петрович в страшном гневе. Обещает по гроб запереть попа-«ивана» в тюрьме Суздальского Спасо-Евфимьевского монастыря. У священнослужителей свои порядки; там всё возможно.

— Когда будем брать Большого Сохатого?

— Это без тебя. Его разыскивает Петербургское сыскное за убийство сторожа. Один из членов банды раскололся и даёт показания. Его водят по улицам для опознания, наудачу. Я шепнул Виноградову правильный адресок. Завтра парня как бы случайно привезут в 6-ю Рождественскую, и он укажет на твоего приятеля. Ты окажешься ни при чём.

— Понятно. Последний вопрос, Павел Афанасьевич. Что будем делать с Пахомом Стамезкиным? Нешто так и дадим старому душегубу умереть в своей постели?

— И этот вопрос уже решён. Пока ты куролесил по Москве, я встретился с отставным генералом от инфантерии Львом Иовлевичем Апушкиным.

— С Апушкиным? — поразился Лыков. — Из того рода?

— Да. Это друг моего покойного батюшки, бывший саратовский губернатор. И старший брат того молодого барина, которого полвека назад удушил в Поиме Стамезкин. Ему сейчас 86 лет, и он ещё очень бодр. Всё ему рассказал, и про получарки в комоде упомянул. Это же главное доказательство… Ты бы видел, как Лев Иовлевич меня благодарил! И тебе велел в ноги кланяться. За то, что при жизни узнал, пусть уже и на склоне лет, тайну гибели своих единственных брата и племянника.

— И… что же дальше?

— Вот, почитай. Тут всё написано.

И Благово протянул Алексею номер «Ведомостей Санкт-Петербургского Градоначальства» недельной давности. Чернилами была обведена заметка под названием: «Загадочное убийство на Холерном кладбище». В заметке рассказывалось, что сторож заброшенного кладбища Иван Иванов, 78-ми лет, был найден в своей избушке связанным и повешенным. У него во рту, забитая в самую гортань, обнаружилась серебряная получарка старинной работы, с гербом дворянского рода Апушкиных. Генерал от инфантерии Лев Апушкин, последний представитель старинного угасшего рода, не смог разъяснить происхождения получарки. Сыскная полиция продолжает расследование…

— Как всё произршло?

— Не знаю. И спрашивать не буду. Полагаю, Лев Иовлевич взял с собой старого верного денщика Данилу — а тот ещё весьма крепок — и они приехали на кладбище. Обнаружили получарки, и совершили правосудие. Пять штук генерал взял себе, а шестую забил в глотку старому душителю. И правильно сделал.

— Согласен. Нечего было людей убивать. Не люблю я этого.

Эпилог № 2

Благово шёл на службу правым берегом Фонтанки размеренным шагом, обходя подмёрзшие за ночь лужи. Начало октября… Скоро каналы закроются льдом, задуют ледяные ветры, заскрипит под полозьями снег. Действительный статский советник сменит шаг на галоп, а в кабинете будет долго отгреваться чаем. Лыков вернулся из Сибири с тремя огромными синяками на спине, но живой и здоровый. Хорошо… Получил Станиславскую звезду[131]и камер-юнкерских орлов в петлицы — это в 26 лет! А поскольку разбогател в Забайкалье, то начал потихоньку готовиться к свадьбе.[132]Его, Благово, тоже не обошли наградами: навесили на задницу ключ[133], и теперь он обязан присутствовать на всех дворцовых приёмах плюс ещё дежурства. Как там у Козьмы Пруткова? «Камергер редко наслаждается природою». И ведь действительно — редко! Когда он, к примеру, последний раз рыбачил в Гатчине? Ох, давно…