Читать книгу "Пучина боли - Джайлс Блант"

И тем не менее он ни о чем не беспокоился даже в Суиндоне, когда девочка-подросток, ходившая к нему на прием, взорвала весь свой дом, отравившись газом. Не беспокоился, когда мужчина под шестьдесят, который должен был вот-вот стать дедушкой, прострелил себе голову на заднем дворе у своей дочери. Не беспокоился, когда медсестры в Манчестерском центре, где работала и Дороти, стали называть его «доктор Смерть». Она ему об этом рассказывала, а он лишь пожимал плечами, выражая скорбь о мире, и отвечал: «Против глупости даже Господь бессилен».

Пожалуй, Фредерик обеспокоился один-единственный раз — когда манчестерские коллеги потребовали, чтобы Государственная служба здравоохранения провела расследование с целью выяснить, почему он прописывает пациентам в семь раз больше снотворных, чем другие врачи со схожей практикой. «Нет врачей, у которых схожая практика, — кипятился он, даже когда они уже собирали вещи, чтобы ехать в Канаду. — Депрессия вызывает недосып. Что мне прикажете делать? Пусть они сходят с ума от бессонницы?»

Примерно в то же время предстал перед судом доктор Гарольд Шипмен — за то, что убил более двухсот пятидесяти пациентов, давая им смертельные дозы героина. Шипмена все знали как хорошего, доброжелательного семейного доктора. Но многие его пациенты действительно умирали даже во время его посещений или же вскоре после них. Его приземистая жена самоотверженно поддерживала его, ходила на этот долгий процесс, не пропуская ни дня, и за все время не сказала журналистам ни слова.

И вот теперь — история Фредерика с этим мальчиком, который покончил с собой позапрошлым летом, и с этим мистером Кесвиком, и с этой женой полицейского, и с этим Дорном, бедным парнем, который застрелился в прачечной-автомате. Как ее муж может настолько невозмутимо на все это смотреть? Конечно, он не Гарольд Шипмен, он не рыщет по улицам, убивая людей, но, получается, он делает что-то не то, раз такое количество его пациентов совершает самоубийство.

Она вспомнила: когда осудили Шипмена, она сказала себе, что, в отличие от миссис Шипмен, она обо всем бы знала, она что-нибудь предприняла бы.

И вот я что-то предпринимаю, сказала она себе, проскальзывая в кабинет Фредерика. Она толком не знала, что именно предпринимает, но она не может — более того, она не будет — опять сидеть сложа руки, наблюдая, как растет гора трупов. Она не станет второй миссис Шипмен.

Она отперла шкаф, где Фредерик хранил записи своих сеансов. Он их смотрел, точно какой-то маньяк. Много лет назад, когда он еще пользовался видеокассетами, она боялась, что это порнофильмы, но несколько подслушиваний у двери его кабинета устранили эти — но только эти — опасения. Ни рычания, ни стонов, ни криков не слишком достоверного экстаза. Из-за его тяжелой двери просачивались сквозь щели только шепот исповеди, голос ободрения, плач отчаяния.

Диски были обозначены по номерам папок, а не по именам; легко будет сопоставить их с папками в его шкафах.

Фредерик вернется с больничного обхода лишь через несколько часов. Она вынула первый диск из футляра и вставила в проигрыватель. Потом прошла к кушетке, на которой рыдало и исповедовалось так много пациентов ее мужа, и села, чтобы посмотреть запись.

43

Хотя служебная нагрузка у Кардинала сейчас была меньше, чем всегда, он по-прежнему вынужден был уделять внимание мелким преступлениям — обычному явлению в маленьких городках. Кражи со взломом, ограбления, насилие — все это требовало расследования и составления целых гор документов для суда.

Утром он помог выследить бывшую миссис Раули, но сейчас Делорм в нем не нуждалась, так что он потихоньку исследовал прошлое доктора Белла. Поиск в интернете выдал ему аннотации статей, которые доктор написал, списки научных советов, в которые он входит, ученые степени и звания, которые он имеет, а также все его служебные связи, былые и нынешние. Он сосредоточился на самом первом из тех мест работы доктора, которые выдала поисковая система: Кенсингтонская клиника, Лондон, Англия. К сожалению, оба врача, которые работали там в одно время с Беллом, заявили Кардиналу, что они слишком заняты, чтобы обсуждать бывшего коллегу.

Ему больше повезло с доктором Ирвом Кантором из Суиндонской больницы общей практики. В голосе доктора Кантора слышались сочувственные нотки бывшего друга:

— Я считал Фредерика хорошим психиатром. Трудолюбивый, плодотворно работающий, заботливый. Никто лучше, чем он, не разбирался в депрессиях. Ни один человек.

— Но вы как-то с сомнением это говорите, — заметил Кардинал.

— Видите ли, потом начались все эти неприятности.

— Какого рода неприятности?

— Фредерик работал здесь в качестве прикомандированного ординатора, но ему вынесли предупреждение за то, что он прописывает слишком большие дозы, а значит, он уже не мог надеяться, что его зачислят в штат.

— Слишком большие дозы чего?

— Снотворного. Мне кажется, в дисциплинарной комиссии сочли, что он сам, должно быть, подвержен зависимости, судя по тем количествам препаратов, которые он выписывает, но это было не так. Он просто давал их громадному количеству пациентов. И некоторые из них совершили самоубийство как раз с помощью тех таблеток, которые он им прописал.

— Его обвиняли в нарушении правил врачебной практики?

— Родные одного больного хотели возбудить такое дело, но им не удалось найти психиатра, который засвидетельствовал бы, что это роковая ошибка — прописывать снотворное тому, кто не может заснуть, даже если человек находится в депрессии. Самое большее, что кто-нибудь из нас мог сказать, — что мы бы на его месте не стали назначать так много таблеток. Возможно, имела место неверная диагностика, но опасной практики не было.

— Тогда я удивляюсь, почему вы мне об этом рассказываете.

— Я не стал бы, если бы дело ограничилось только этим. Но мы живем в постшипменовском мире: вам известно о терапевте, который уморил сотни пациентов?

— Да, я читал. Насколько я помню, его довольно долго подозревали, но больницы не делились друг с другом информацией, так?

— Да, это так. Никто никому не рассказывал. Так или иначе, Фредерик на этом не остановился. Он уехал из Суиндона вскоре после того, как комиссия представила свой отчет. Он нам всем нравился, но при этом все мы вздохнули с облегчением, когда он нас покинул. Он перешел в Манчестерский психиатрический центр, это самая крупная психиатрическая больница на севере Англии. Года через два после того, как он туда перебрался, у них резко выросла смертность от суицида: она стала примерно вчетверо выше, чем в других больницах того же профиля. Об этом писали в газетах, были требования, чтобы служба здравоохранения провела расследование, но по какой-то причине этого не случилось. Фредерик уехал, и, видимо, этот вопрос бросили на полпути.

— Куда он переехал?

— Не знаю. С тех пор как он отсюда ушел, наши пути никогда не пересекались.