Читать книгу "Люди Кода - Павел Амнуэль"

Он не подумал о том, что решение его противоречит всем законам природы, даже если они созданы были самим Аллахом.

x x x

Бросившись будто с обрыва, Дина и оказалась там, куда можно попасть, нырнув в беспросветную глубину.

Темнота. Тишина. И ощущение, будто в уши попала вода. И плывешь куда-то, не различая верха и низа. Невесомость?

— Хаим! — позвала она, но мысль, как в вату, вонзилась в черноту и отразилась от нее, вернулась к своему истоку, и отразилась опять, и мгновение спустя только эта мысль и существовала во всей Вселенной, повторенная бесконечное число раз, свернувшаяся кольцом, кусавшая свой короткий хвост и уже не пытавшаяся вырваться.

— Илюша! — позвала она, и этот призыв, как и предыдущий, обратился в собственную противоположность, никого ни к чему не призывая, и потому Дина поразилась, услышав ответ.

Услышала?

Ответ на свой призыв она ощутила жесткой преградой на пути, ударом о твердую поверхность — эта поверхность и была откликом, она означала:

— Дина! Ты пришла ко мне!

— Господи, Илюша! — возглас Дины тоже был подобен твердой грани, уперевшейся в броню и не способной продавить или разбить преграду. Что могли сделать две твердые поверхности в мире, где нет звуков, а существует лишь смысл, этими звуками передаваемый?

— Илюша! Где ты, что с тобой?

— Где? Я не задаю себе такого вопроса. Что со мной? Я в порядке, Дина, я вывел народ из Египта, а ты с Ильей проведешь людей через Синай.

— Я с Ильей…

— Не пугайся в мыслях своих.

— Я виновата перед тобой, Илюша…

— Не более, чем любой человек перед любым другим, Дина.

— Ты знаешь?..

— Конечно.

— Как? Где ты?

— Дина, ты задаешь этот вопрос вторично. Правильно ли спрашивать, где свет? Где тьма? Где разум? Если ты хочешь знать, скажу: я видел вас всегда. Если ты спросишь — когда именно, то не получишь ответа, потому что «когда» имеет не больше смысла, чем "где".

— Ты меня поражаешь, Илья… Ты другой.

— Дина, я и не подозревал, что в тебе столько предрассудков.

— Во мне? Я…

— Именно в тебе. Йосеф, попав в аналогичную ситуацию, нашел и нужные слова, и нужные мысли. А ты мечешься — мне даже уследить за тобой трудно.

— Я ничего не понимаю, Илюша, объясни. Замечательно, что ты жив и…

— Почему ты решила, что я жив?

— Но…

— Дина, я умер в тот момент, когда тело мое перешло к Йосефу. Я — единственный среди миллиардов людей — не вернусь к жизни, когда настанет час воскрешения. Таков мой удел, и не спрашивай меня, нравится ли мне это. Не спрашивай меня, хорошо ли это. Не спрашивай вообще ни о чем, потому что на большинство вопросов я не смогу ответить.

— Тебя… тебя можно увидеть?

— Разве ты меня не видишь?

— Я… Не глазами.

— А разве Илью ты видишь глазами? Глазами вообще ничего нельзя увидеть — даже поверхность вещи, и ту не целиком.

— Я ищу Хаима, Илюша. Нашего сына.

— Знаю.

— И знаешь, где он?

— Где? Да, это легко. Когда? Вот вопрос. А есть еще — зачем? Почему? Как?

— Андрей — это сын Ильи — видел Хаима и говорил с ним.

— Знаю. Они совпали в координатах цели и смысла, но лишь на незначительный квант измерения причины. Изменились причины, и Хаим сейчас в других уже координатах цели, и…

— Как мне найти Хаима? Илья, ты всегда был демагогом! Илья, ты отец, ты мой муж, и ты…

— Дина, дай себе труд немного проплыть по течению. Волны смысла баюкают не хуже океанской зыби… И ты поймешь, почему не нужно искать Хаима. Почему не нужно искать кого бы то ни было вообще.

— Илюша, я боюсь тебя. Ты стал другим.

— Ты тоже, Дина.

— Ты любил меня…

— Есть и такое измерение. И мои координаты в нем далеки от твоих. Я мог бы показать тебе — насколько далеки.

— Илюша, мы должны быть вместе…

— Мы вместе. Мы — это ты, Илья, Людмила, я, Йосеф, Хаим, Андрей, Муса, Джоанна и Ричард. Нас десять — десять человек, составляющих Миньян. Мы вместе. Поэтому я и говорю тебе — не нужно искать Хаима. Ты не найдешь его там, где он есть, а искать там, куда он еще не пришел — бессмысленно. Мы вместе — и Хаим тоже.

— Да, — сказала Дина.

x x x

В дальний лагерь Людмилу вызвала Джоанна.

— Ох, кажется, началось, — добавила она.

Людмила бросилась на зов Джоанны прямо сквозь плотное тело планеты, сквозь ее кору, мантию и раскаленное ядро (во всяком случае, мгновенная смена ощущений располагалась именно в такой последовательности).

Дальний лагерь находился еще в стадии формирования. Ричард трудился, создавая, подобно джинну, дворцы по собственному вкусу. Больше всего эти сооружения были похожи на искаженные копии Вестминстерского аббатства — они были столь же монументально массивны и устремлены в небо. Это, конечно, не имело значения — внутри, как убедилась Людмила, заглянув в один из дворцов, было светло, даже светлее, чем снаружи; стены оставались прозрачными, если кому-нибудь из обитателей не приходило в голову уединиться, а на потолке сверкали тысячи звезд земного неба — вероятно, для создания у вновь прибывших комфортного ощущения близости к оставленной родине.

Джоанна — сбросив платье, только сковывавшее движения, она стала похожа на постаревшую Венеру с полотна Тициана — сидела на своеобразном пуфике, который для нее соорудила трава— дорожка, а перед ней стоял, глядя вдаль, нелепого вида оборванец — мужчина лет сорока, в широкополой помятой шляпе, завернутый, будто в саван, в серую накидку, возраст которой, судя по многочисленным потертостям и прорехам, был наверняка больше, чем возраст хозяина. Человек был бос и переминался с ноги на ногу, хотя трава-дорожка успела уже разобраться в его желаниях и создала под ногами подобие толстого коврика.

— Вот, — сказала Джоанна. — Это Армандо Лопец, испанец, вяло отрицающий наличие какой бы то ни было связи с евреями. Родился в тысяча триста шестидесятом году после Рождества Христова, а умер… когда ты умер, сеньор Лопец?

— Я уже говорил госпоже, — мысленный голос Лопеца оказался звучным как слегка надтреснутый колокол, — что был убит на улице цмрюльников в Мадриде, когда было мне сорок три года.

— Где же ты был все это время? — задала Людмила невольный вопрос, совершенно лишний, поскольку ответ был ей известен.

Лопец пожал плечами.