Читать книгу "Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы - Юлиан Семенов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Берия подчистил грехи… Поставил сенсационные процессы против тех, кто еще совсем недавно истязал детей так называемых врагов народа, добиваясь от них чудовищных признаний в том, что их отцы и матери были шпионами… Так был проведен четвертый спектакль: «Сталина обманывали!» В тех ужасах, что произошли в тридцать седьмом, были повинны, оказывается, скрывавшиеся враги… Ты понимаешь, что мы пережили, с-с-с-старик?! А в сороковых Сталин чуть оттер Берия, арестовал мегрелов в Грузии и привел в кресло Ягоды – Ежова – Берия молодого Виктора Абакумова… А когда Берия и Маленков начали работать против Вознесенского и Кузнецова, против «русской оппозиции», с одной стороны, и по «еврейским космополитам», «врачам-отравителям» – с другой, Абакумова тоже посадили, и пришел никому не известный Игнатьев… И стал спешно раскручивать дело еврейских «врачей-убийц»… Не успел… Кормчий умер, и поэтому меня не выселили из Москвы – по моей же «просьбе»… А знаешь, как пытали при Игнатьеве? Не знаешь… Мне говорили, что людей вызвали на допрос в январе, когда мороз трещал, и сказали: «Сейчас вас повезут на дознание. По кольцевой дороге. Вы будете в костюме. Когда почувствуете, что замерзаете, попросите сопровождающих дать те ваши показания, которые надо подписать. Подпишите их. Вас оденут в тулуп, напоят водкой, дадут горячего чаю из термоса и отвезут на дачу. И станем писать сценарий. Вам ясно?» Заключенным стало все ясно. Их сажали на дрезину и везли. А они молчали. А потом стали каменными, замерзая. Но они не подписывали фальшивку, старичок, не подписывали… Ты не промок еще? Ничего, у композиторов отогреемся, их крематорий уютный, очень т-т-тепло… А знаешь, отчего Хозяин поручил обвинять членов ленинского Политбюро Вышинскому? Думаешь, только потому, что тот был меньшевик? Нет, не поэтому… Вернее – не только поэтому… Вышинский был поляком, а его брат – ксендз, так сказать, родственные души с Вождем…
Шура остановился вдруг, поманив меня пальцем, оглянулся и прошептал:
– Но ведь седьмого апреля тридцать пятого года, когда у нас был принят закон о том, что все граждане – начиная с двенадцатилетнего возраста – подлежат судебной ответственности вплоть до расстрела, – я не покончил с собой! Я ведь позволил себе не понять, что это такое! Когда в тридцать восьмом я требовал на митингах смерти Бухарину, я ж помнил, как девять лет назад проносил по Красной площади его портрет – портрет вождя! Ты думаешь, я не понимал, что грядет и моя очередь – рано или поздно?! Понимал! А в пятьдесят третьем, когда я подписывал вместе с писателями-евреями просьбу о нашем выселении из столичных городов?! Думаешь, я не помнил статью Сталина, опубликованную им еще в начале века: «Не пора ли у нас в партии провести маленький еврейский погром?» Он умел ждать, ждал полвека… Думаешь, я не знал тогда, в пятьдесят третьем, что меня погубят в тех бараках, куда нас должны были выселить – «по нашей же просьбе»?! Знал! Даже если бы ты был последним мерзавцем, все равно оправдаешь себя, обвинив других… Так ответь же мне: это что – жидовская черта характера? Или все люди подобны друг другу?! Еврей Ягода пытал евреев Каменева и Пятакова… Русский Ежов пытал русского Рыкова… Почему я сказал «самопожирание»?
Он вдруг сник, втянул голову в плечи:
– Наоборот, самовыживание… Только живем мы каждый день в ином качестве – неузнаваемые, новые, готовые к тому, чтобы сожрать ближнего и оправдать содеянное… Знаешь, что сказал Ежов в разгар террора? Я помню: «Все, что я делаю, продиктовано преклонением перед достоинством советского человека, которого ждет счастье». А я, зная все, аплодировал ему так, что у меня ладони были пунцовыми.
Шура вдруг остановился, взял меня за руки и, странно улыбаясь, спросил:
– Чувствуешь, какие теперь они у меня ледяные? Не пора ли погреть их заново, а?
30
В Баку летом шестнадцатого года в клубе молодых литераторов встретились и подружились четверо юношей: Мирджафар Багиров, Всеволод Меркулов, Евгений Думбадзе и Лаврентий Берия.
Спустя сорок лет, когда бывшего первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Багирова конвоиры ввели в битком набитый зал суда, где заседала выездная сессия, председательствующий, заняв свое место за зеленосуконным столом, коротко бросил:
– Прошу садиться.
Зал стоял, замерев; взоры собравшихся – скорбные, дружелюбные, понимающие – были обращены на того, кого посмели назвать «обвиняемым».
Председательствующий посмотрел в зал и увидел в глазах людей ненависть, обращенную против него, приехавшего судить легендарного Мирджафара, гордость Республики, верного ученика товарища Сталина, оклеветанного безграмотным мужиком, Никитой Хрущевым.
– Садитесь, – повторил он чуть громче.
Зал продолжал стоять.
Молча стояли и десятки тысяч бакинцев возле тех репродукторов, которые установили в городе, чтобы транслировать судебное заседание – ко всеобщему сведению.
– Прошу садиться, – в
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы - Юлиан Семенов», после закрытия браузера.