Читать книгу "Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов"

литургии, которую отслужил митрополит Симон Чиж, государь произнес напутственные слова наследнику:

— Внук Дмитрий! Ныне благословляю при себе и после себя великим княжеством Владимирским, и Московским, и Новгородским, и Тверским внука Дмитрия, которого мне дал Бог в сына моего место. Пожаловал тебя и благословил великим княжеством, и ты имей страх Божий в сердце, люби правду, и милость, и суд правый и имей попечение от всего сердца обо всем православном христианстве.

В наступившей благоговейной тишине великий князь возложил на голову внука золотую Мономахову шапку, усыпанную сапфирами, жемчугами, изумрудами и лалами[37].

На следующее утро Елена Стефановна долго нежилась в постели. Закрывая глаза и погружаясь в сладкую полудрему, княгиня снова и снова мысленно переносилась в пахнущий ладаном, сизоватый от дыма кадильниц Успенский собор, а в ее ушах стройно и мощно звучал хор, возглашающий многая лета ее сыну, будущему правителю громадной державы. Как прекрасен был этот миг ее торжества, и как жаль, что он уже больше не повторится!

И вдруг в ее голову пришла замечательная мысль. По-девичьи легко выпрыгнув из постели, княгиня приказала служанке созвать к ней лучших мастериц-вышивальщиц, а сама, вооружившись кусочком угля, принялась рисовать на белом боку русской печи картину вчерашнего. Рисовать она умела с детства. Под быстрыми штрихами возникла картина крестного хода, которым завершилась вчерашняя церемония. Монах, несущий без помощи рук икону Святой Одигитрии. Певчие государева хора. Народ с веточками вербы. Седовласый митрополит Симон Чиж. Сын Дмитрий. А вот и она сама рядышком с государем, а над головами у них то ли нимбы, то ли свадебные венцы, это уж понимай кто как хочет. Поверженную соперницу великую княгиню Софью Фоминичну Елена изобразила с таблионом[38] на плече, чтоб не спутали, но запихнула ее в самый угол картины.

Два месяца мастерицы-вышивальщицы трудились над задуманной Еленой Стефановной пеленой. Фигуры людей шили «в прикреп» золотыми и серебряными нитями, лица вышивали «в раскол» светлым некрученым шелком, по краям пустили клейма с виноградными лозами. В привычное русское узорочье Волошанка добавила от себя сочный молдавский орнамент.

Когда пелену впервые внесли в Успенский собор, все так и ахнули. Никогда еще на Руси этакого не делывали, народ стоял толпами, хвалил искусных мастериц, узнавал изображенных. Вот только митрополиту Симону затея не понравилась. Отчего моего благословения не спросили, отчего нимбы над несвятыми главами воссияли? — гневался митрополит. Ересь! Как есть ересь!

Когда великая княгиня Софья Фоминична увидела себя в дальнем углу пелены, а мужа рядом с невесткой, она стала думать как отомстить за унижение. И вскоре до государевых ушей стали доходить слухи, что духовник Елены, еретик Ивашка Максимов, не токмо к душе, но и к телу вдовой красавицы доступ имеет. Иван Васильевич этим слухам покамест не верил, да только клевета — что уголь: не обожжет, так замарает.

Весной Елене пришло письмо от отца. Стефан Великий осторожно намекал, что он скоро будет вынужден предпринять некие шаги, которые не понравятся московскому государю, а потому советовал дочери вернуться на родину и погостить здесь до лучших времен. Прочитав письмо отца, Елена даже руками всплеснула. Как можно уехать, когда ее сын провозглашен наследником престола, а государь страдает опасными головокружениями!

В упоении одержанной победы Елена Стефановна не заметила и других тревожных вестей. Сначала великому князю донесли, что молдавский господарь Стефан удержал у себя немецких пушечных дел мастеров, ехавших на службу к государю московскому, а затем вдруг оказалось, что сват заключил тайный союз с заклятым врагом Москвы — польским королем. После такой оглушительной новости великий князь перестал захаживать на половину снохи, а внука Дмитрия отправил в Тверь с глаз долой.

Обескураженная Елена Стефановна обратилась к посольскому дьяку Федору Курицыну с просьбой помирить ее с Иваном Васильевичем. Однако европейски-галантного дьяка на этот раз будто подменили. Хмуро выслушав княгиню, он ответил, что не сможет помочь ей вернуть расположение свекра, потому как по вине ее отца государева остуда коснулась и его самого. Хуже того, в ближайшее время и другие, близкие к ней и Дмитрию-внуку люди рискуют стать жертвами начавшихся крутых перемен.

Так оно и случилось.

Слякотным февральским утром на льду Москвы-реки, на том самом месте, где год назад казнили Володьку Гусева и его однодельцев, под ударом топора отлетела голова самого могущественного боярина из окружения Елены Волошанки — Семена Ряполовского. За что казнили еще вчера всесильного боярина, объявлено не было, сказали только, что-де слишком высокоумничал Сенька Ряполовский. Та же судьба ожидала и бояр Патрикеевых, но по ходатайству митрополита им разрешили постричься в монахи.

Не успела Елена пережить эту весть, как пришла другая, еще горшая. На глазах всего двора государь торжественно помирился с супругой Софьей Фоминичной, а сына Василия усадил рядом с собой.

3

В ту ночь Елене Стефановне приснился страшный сон. Будто бы возлежит она в сладкой неге в ванне с душистыми травами, как вдруг в распахнутые двери врываются вооруженные люди, бесстыдно разглядывают ее наготу и хрипло гогочут.

Пробудившись, она и впрямь услышала громкие голоса, а потом в опочивальне появился ближний государев боярин Семен Чеботарев.

— Как смеешь! — гневно вскричала Елена. — Я мать наследника престола!

— Была, да вся вышла! — злорадно объявил боярин. — У нас ноне новый наследник — сын государев от Софьи Фоминишны Василий Иоаннович. А ты, княгиня, изволь следовать за мной.

— Выйди вон! Мне нужно одеться! — мертвенно побледнев, приказала Елена Стефановна.

— Одевайся при мне, аль я голых баб не видел, — грязно усмехнулся Чеботарев.

Сдерживая слезы, Елена босиком подошла к рундуку с одеждой. Прямо на ночную рубашку надела свой любимый вишневый опашень, сверху накинула подбитую мехом душегрею, голову повязала шелковым убрусом, на ноги обула короткие сафьяновые сапожки. Прощально оглядела себя в зеркале и, повернувшись к боярину, презрительно молвила:

— Веди куда тебе велено.

Когда Елену Волошанку выводили из дворца, уже светало, и, проходя мимо покоев государыни, она вдруг обернулась, словно кто-то толкнул ее в спину. Сверху с открытой галереи торжествующе взирала на поверженную соперницу великая княгиня Софья Палеолог.

Слева от Спасской башни к новой Кремлевской стене вплотную примыкал Вознесенский женский монастырь. Елена Стефановна не раз бывала в этой обители и даже жила в ней в ожидании свадьбы с Иваном Молодым. У ворот ее встретила игуменья мать Манефа. Княгиня шагнула к ней, хотела обнять, но игуменья отшатнулась от нее как от зачумленной.

Дюжая монахиня крепко ухватила княгиню за