Читать книгу "Однажды в СССР - Игорь Борисович Гатин"

гороховый сварила, твой любимый. Мяса с картошкой натушила.

Зине было за сорок. Своих детей у неё не было, и она относилась к Ромке как к сыну, по-матерински ревнуя его ко всем этим вертихвосткам.

– Нет, Зин, извини. Там правда что-то случилось. Поеду я. Вернусь – поем.

* * *

Вернулся он на удивление быстро. За время его отсутствия произошло из ряда вон выходящее событие, и Зина была вся как на иголках. Стоило ему открыть дверь её комнаты, как она уж было открыла рот – и осеклась. На Ромке не было лица. Она не видела его таким никогда, даже во время памятного комсомольского собрания, где его незаслуженно поносили на чём свет стоит. Она только охнула и, забыв про своё неотложное известие, тихонечко поинтересовалась:

– Все живы?

– Да. Все живы.

Он отвечал ровным бесстрастным голосом, и, зная его обычную эмоциональность, она только пуще заволновалась. Но у женщины всегда найдётся дело, которое поможет ей хоть ненадолго отвлечь себя и других от любых волнений в моменте, если все живы.

– Ну тогда иди мой руки – и за стол. Да захвати там на кухне кастрюлю с мясом. Чугунная, на крайней плите. А я суп наливаю.

Он молча развернулся и, двигаясь на автомате, отправился выполнять указание. Когда за ним закрылась дверь, она бессильно опустилась на стул.

– Что ж такое на нашу голову? Бросила она его, что ли? – посидела немного, собираясь с мыслями. – Так и хорошо бы. Лучше сейчас, чем потом. Перемучается – и пройдёт. Баба с возу – кобыле легче, – и, решив для себя проблему, захлопотала накрывать на стол.

Пока он сидел и механически ел, не чувствуя вкуса, она молча смотрела на него, подперев подбородок рукой и не нарушая процесса. Стоило ему отодвинуть пустую тарелку, тут же сообщила:

– Зуев звонил. Да, тот самый. Сказал, что ждёт тебя у себя, во сколько бы ты ни приехал. Сказал, кто старое помянет, тому глаз вон! Что дело срочное и лично для тебя очень важное. В общем, поезжай к нему, не мешкай!

У Ромки что-то колыхнулось в груди, пробив защитную апатию. Он испытал одновременно тревогу и надежду, безошибочно связав звонок Зуева с Табаковым. Наверняка тот был в курсе его проблем, но зачем Ромка понадобился могущественному директору, оставалось загадкой. Как бы там ни было, он шементом скатился с лестницы и запрыгнул в ещё тёплую машину. Послушаем, что скажет старый негодяй, терять ему всё равно теперь нечего.

* * *

По дороге он невольно прокручивал в голове разговор с Катей. Зина была права, та в очередной раз поругалась с матерью и была нервная и расстроенная. На сей раз мать перешла черту, обозвав её шлюхой и потребовав определиться: «Или я, или он!» Катя выбрала его и теперь хотела услышать от него не просто слова поддержки, а конкретику. Два месяца назад ей исполнилось восемнадцать, и он, поздравляя, сказал, что купил для них квартиру. Она сильно удивилась:

– Квартиры же не продаются!

– Всё в этом мире продаётся, кроме чести и любви. Это кооператив для передовиков производства и комсомольского актива завода ЗИЛ. Мне выделили пай, и я его выкупил.

– Но ты же не работаешь на ЗИЛе. Ты вообще теперь студент.

– А собрание кооператива решило, что я такой офигенный активист, что достоин жить в одном доме с ними.

Через неделю он подкатил к факультету на новенькой «семёрке», и все раскрыли рты. Вот вам и пензюк! После этого Катя перестала скрывать их отношения. Да и то, студент дневного, без пяти минут москвич с отдельной квартирой, катается на новенькой экспортной «семёрке», круче даже, чем у Пашки Воробьёва. Теперь его с удовольствием приглашали на сэйшены в Катину тусовку, а её подруги умирали от зависти. И первая – Дашка Колманович: «Я всегда говорила, что у Романова светлые мозги и он далеко пойдёт!» – а заодно строила ему глазки. Он сделал Кате предложение, и она согласилась, поставив только одно условие – чтобы он поменял Сабурово на «Университет». Оставалось только одно препятствие – её мама. Та и слышать ничего не хотела про замужество дочери с этим проходимцем беспородным. Откуда у него деньги, квартира, машина? «Ох, мама, мама, как же ты была права!» В этом Катя убедилась сегодня. Он в двух словах описал ей ситуацию, впервые рассказав, чем занимается, и, не удержавшись, зачем-то брякнул про только что появившийся вариант обмена.

Она долго молчала, а потом произнесла:

– Ну и подпиши эту бумажку. Это же формальность.

Он решил, что ослышался. Потом – что она не поняла, и начал снова растолковывать, что означает эта, как она выразилась, бумажка. Но она перебила его, истерично взвизгнув:

– Так ты хочешь всё отдать, жениться на мне, ни кола ни двора, и свалить в армию!

У него потемнело в глазах. Почему-то он был уверен в её поддержке, переживая только за то, как трудно ей придётся без него. Она ещё что-то кричала на удивление противным голосом, которого он никогда раньше не слышал, но смысл не доходил до него. И это было к лучшему, потому что проскакивающие выражения типа «сволочь неблагодарная» и «поматросил и бросил» не оставляли надежды на взаимопонимание. В конце концов он молча повернулся и пошёл к машине, а в спину ещё летело:

– Ну и проваливай, деревня недоделанная!

А вот и Октябрьская площадь – пустынная в столь поздний час. Магазин был уже закрыт, но он прошёл во двор и постучал в дверь чёрного входа. Открыл здоровый грузчик Ермолай, и он удивился, увидев, что и остальные грузчики на месте и все трезвые. «Машину с товаром ждут, что ли? Поздновато уже. Да и зачем столько народу?» Ермолай, видимо, был предупреждён, потому что молча посторонился, и Ромка прошёл в кабинет директора, откуда пробивался свет сквозь щель внизу.

– Ну, здравствуй, здравствуй! Возмужал. Проходи, садись.

Он вежливо поздоровался, снял куртку и сел на хлипкий стул возле стола. Зуев сразу перешёл к делу:

– Про твои проблемы знаю. Я тут ни при чём, – и пристально посмотрел на него. Ромка молча кивнул, показывая, что согласен. – У меня тоже проблема – наехали какие-то козлы. Полные отморозки! – и помолчал, давая ему время вникнуть.

Однако! Наехать на Зуева – это действительно надо быть полным отморозком. Он переварил информацию и показал, что ждёт продолжения.

– Требуют денег. За охрану, как они выразились. Иначе угрожают физической расправой. Показывали фотографии, как они людей пытают. Ужас! – и снова помолчал. А потом после