Читать книгу "Швея-чародейка - Ровенна Миллер"

Я покачала головой. Такие проблемы не для меня. Я умела шить, чародействовать и руководить своим ателье, но была абсолютно беспомощна перед лицом противостояния, которое перерастало в гражданскую войну. И уже пожинало первые смерти. Мне снова вспомнилась Ниа.

– Знаете, я давно мечтал привести вас сюда, – прошептал Теодор, уткнувшись в мои волосы. – Надеялся, что вам понравится здесь, и вы не захотите уходить. Но что я мог сказать своим родителям? Что в моем доме поселилась безумная женщина, и поэтому моя женитьба отменяется?

Вопреки себе я рассмеялась.

– Это бы все решило.

– Почему вы расссердились на меня? Тогда, в оранжерее?

Я отвернула лицо так, чтобы герцог не мог увидеть его.

– Я вовсе не рассердилась.

– А мне показалось, что вы сердились.

– Скорее я не позволяла себе чувствовать то, что жило в моем сердце. Мне понятно, что наши отношения невозможны, и…

– Я думал, что вы не заинтересованы в чем-то постоянном, – сказал Теодор.

Это не было оскорблением, но у меня появилось чувство вины.

– Да, я такая. Мне никогда не хотелось чего-то постоянного. Впервые, когда эта потребность возникла, вдруг оказалось, что она невозможна.

Огонь разгорался все ярче. Теодор придвинулся ко мне, и я щекой почувствовала его сердцебиение. Он убрал волосы с моего лица.

– Мир меняется. Кто знает, каким он будет завтрашним утром.

Еще месяц назад я оттолкнула бы его. Теперь же во мне пробудилась надежда, что он может оказаться прав. А вдруг в пылающем огне, который надвигается на нас, мы найдем друг друга? Я ощутила намек на это в нем и могла бы получить что-то, не отдавая всю себя взамен. Дурацкая надежда, если только ее вообще можно было называть надеждой. Но каждая женщина имеет свои устремления – свою собственную мечту. Я могла бы остаться дизайнером одежды даже без ателье.

Хрупкая надежда. Я едва рассчитывала на нее – теперь, когда нарождалось восстание. Ниа мертва, Кристос пропал, а моя вина цеплялась за меня, как изморозь на стеклах.

– Знаете, я так и не слышала, как вы играете на скрипке.

– Верно, – тихо ответил он, отворачиваясь к огню.

– Ну? – улыбаясь, сказала я. – Мне бы хотелось услышать вашу игру.

– Видите ли, если я буду играть, то не смогу сидеть на кушетке рядом с вами. Кроме того, мне понадобятся обе руки.

Он напряг свои ладони, обнимавшие меня, словно не мог сдвинуться с места. Я шлепнула его по груди.

– Пожалуйста.

– Ладно.

Теодор отвесил комический поклон и принес футляр со скрипкой из коридора, где оставил его. Он сел у камина и начал настраивать инструмент.

Пока герцог сосредоточенно вслушивался в тон каждой струны, я наблюдала за ним. Его лицо выражало теперь не шутливую насмешку, а полную внимательность к движениям рук и звукам скрипки. Прядь волос скользнула с его лба, но он проигнорировал ее. Странный трепет нарастал в моей груди. Меня охватила тоска, словно я потеряла что-то весьма дорогое.

Я была влюблена в него. Хотелось мне того или нет, я любила Теодора – любила его все сильнее с каждой нашей встречей.

Он мягко провел смычком по струнам, и я внезапно узнала южную народную мелодию. Его исполнение было чистым и гладким и, конечно, без слов, но все так же рассказывало историю, которая тут же вспомнилась мне, – о парне, потерявшемся в море. Почти все галатианские песни рассказывали о возлюбленных. Многие из них говорили либо об утоплении, либо о бегстве от «истинной любви» к дальним заморским берегам. Эта мелодия была печальной историей о любви, потерянной в неодолимом приливе. Я поняла, что она могла быть о нас с Теодором.

Смычок плясал на струнам, высекая вспышки. Это было похоже на то, как я выкладывала ткань в темную зимнюю ночь.

Я затаила дыхание, но Теодор продолжил игру. Его вниманием теперь всецело завладела музыка, а лицо стало нежным от упоения, сменив маску шутливого выражения. Все больше светлых искр выпрыгивало из струн, озаряя воздух, словно угольки, проступавшие в огне очага.

Он был чародеем.

Как и у продавщицы баллад, музыка несла в себе чары. Они вырастали вокруг Теодора, и он, как та девочка, не осознавал своей магии. Я ухватилась за подлокотник софы, погружая пальцы в тонкую парчу и не позволяя ногтям царапать тонкую ткань. Знал ли он? Я смотрела на свет, который вплетала в каждый создаваемый мною зачарованный предмет. Его невозможно было игнорировать. Однако если герцог знал, что он был чародеем, и молчал об этом, то, значит, все его слова являлись враньем. Он просто хотел наложить чары на наши чувства.

Но только если он знал о своем даре. Вполне возможно, что Теодор ничего не смыслил в магии, которой была пронизана каждая часть моего бытия. Я следила за его игрой. Чары становились то ярче, то глуше; они пылали, когда мелодия искрилась. Похоже, он действительно ничего не видел.

Затем он закончил мелодию быстрым росчерком смычка, который послал вращающийся завиток света. Герцог повернулся ко мне. Я смотрела на него в ошеломлении.

– Неужели так плохо?

Мне пришлось собраться с силами.

– Нет, это было очень красиво.

– У вас такой вид, словно вы увидели привидение.

– А вы ничего не заметили? – спросила я, прежде чем придумала более уместный вопрос.

– Что? – со смехом спросил он. – Никто никогда не сравнивал мою музыку с привидениями. Я полагаю, что приму это как комплимент, но…

– Никто никогда не замечал визуальных странностей?

– Каких еще странностей?

Похоже, он говорил правду. Люди, лишенные дара или необученные использовать его, не видели свет. А для кого играл Теодор? Для знати и придворных гостей? Если среди них не имелось чародеев, то замечать было некому. Я снова удивилась неосведомленности людей – даже в таких привычных для меня делах. Мне не были известны непеллианские чародеи. Я полагала, что что-то в нашей крови наделяло нас даром, а остальные были нечувствительны к этой способности. Возможно, я ошибалась. Ходили слухи, что серафские колдуны тоже могли называться чародеями. Наверное, так оно и было. Вероятно, дар дремал в крови у многих народов в других странах, кроме Пеллии, однако он не находил своего одобрения в культуре, которая могла бы приветствовать и развивать его.

– Теодор, скажите, может ли ваша горничная принести мне иголку и нитку? – спросила я, внезапно осознав, как показать ему магию и узнать, понимал ли он свои способности.

– Неужели вы действительно хотите закончить наш романтический вечер?

Он вызвал горничную и попросил у нее швейный набор. Девушка сделала реверанс, но бросила на меня вопросительный взгляд.

– Я показываю это мужчинам, которые мне нравятся, – пошутила я.