Читать книгу "Фридрих Барбаросса - Юлия Андреева"

Пришлось уходить, не завершив дела. Тем не менее недалеко от крепости Вогеры мы-таки не сумели разминуться с ломбардцами, приблизившись друг к другу на расстояние полета стрелы. Помню, отлично было слышно ржание лошадей и скрип телег, мы стояли и смотрели на своего врага, а враг смотрел на нас. Молча, понимающе, не зная, что произойдет дальше. Мы были измучены шестимесячной осадой, но над нашими головами развевались непобедимые знамена Империи. Они свежие, отдохнувшие, имеющие численное превосходство. Одна стрела, одно брошенное пьяной рожей оскорбление и… мы двинулись одновременно и молча проследовали каждый своей дорогой.

Нет, не так все было. Подобный, чисто мистический исход, пожалуй, способен вдохновить лишь придворных поэтов, на самом деле… Вдруг со стороны ломбардцев мы заметили всадника с белым платком на копье, за который верный знаменосец нес стяг маркграфства Маласпина.

— Это мой отец, — протиснулся молодой Опицо Маласпина, присоединившийся со своим отрядом к императорскому войску во время осады Асти.

— Ваше величество! — приметил меня среди толпы зоркий Лоренцо Маласпина. — Дозвольте перемолвиться с сыном?

— Милости просим, маркграф, — я сделал приглашающий жест, и Маласпина-старший и сопровождающий его знаменосец со спокойным достоинством приблизились к нам.

— Мама велела тебе кланяться и передать, что твоя наложница родила бастарда. Я думал, это важно, потому как Конрад уже вряд ли вернется из застенок лиги. Понимаете, ваше величество, у моего Опицо был сын Конрад, но полагаю, что он уже давно на небесах. А потом жена подарила ему кряду пять девочек. Если мы не примем этого мальца, то останемся без наследника… Простите нас, ваше величество, но дело действительно безотлагательное.

Я пожал плечами.

— Ты рекомендуешь мне признать мальчишку своим сыном? — Опицо непонимающе обвел взглядом внимательно слушавших весь разговор рыцарей, ища одобрения.

— Так он же и есть твой сын! Все лучше, чем отдавать все зятьям. Вот и император тебя поддержит. Я понимаю, ваше величество, что сие малость не законно, но, возможно, в качестве исключения, за верную службу?..

Я кивнул, и, очень довольный собственной находчивостью, Лоренцо Маласпина, как ни в чем не бывало, отправился в свой лагерь. Вот так закончилась эта странная встреча.

Мы встретились с лигой 16 апреля 1175 года у крепости Монтебелло, где совершенно неожиданно на переговоры с нами вышел маркграф Монферратский, предложив заключить перемирие: «вассалы в качестве вассалов, а вольные горожане в качестве вольных горожан». Но перемирие перемирию рознь, мы выделили по три человека с каждой стороны, дабы они решили, на каких условиях будет подписан договор. В случае, если бы совещающиеся зашли в тупик, консулы города Кремона были избраны в качестве третейского судьи. Я поклялся, что исполню любое их решение, то же сделали представители лиги. Оставалось ждать. Что греха таить, мое изрядно потрепанное войско могло бы не выдержать следующего боя, так что, благополучно добравшись до Павии, я рассчитал всех наемников и отправил по домам тех, кто желал вернуться.

Теперь о соглашении, я требовал немедленного разрушения города Алессандрия, ибо он мне — как чирий на известном месте. Лига стояла за город и предлагала, чтобы я заключил с ним отдельное перемирие. Я желал сохранить в силе все Ронкальские постановления, лига требовала сократить права императора до того размера, какими они были во времена Генриха V, и платить вместо утвержденных налогов единовременный сбор по случаю коронации. То есть вообще ничего! Мало этого, ломбардцы имели наглость потребовать, чтобы я подчинился Александру. Перед консулами Кремоны стояла непростая задача — подобрать такие условия, на которые без ущемления собственного достоинства пошли бы обе стороны.

Повозившись со всеми этими «за» и «против», кремонцы наконец предъявили текст соглашения, который заранее обязались подписать обе стороны. В соглашение значилось, что права императора урезаются до тех границ, в которых они были во времена Генриха V, но за мной остаются те привилегии, которые со времен Ронкальского рейхстага не были мной пожалованы или проданы. За это я должен был признать лигу законной. Построенный против моей воли город Алессандрия подлежал уничтожению, его жителям следовало уехать с вещами и скотиной, у кого она есть, в те места, где они жили прежде. Про мое примирение с Александром не было сказано ни слова, так что я тут же подписал мирный договор, который тут же разорвали представители лиги. За что я назвал их клятвопреступниками и потребовал, чтобы они явились в императорский суд.

Глава 50

Иудовы сребреники и новые потери

Положение хуже некуда — войско распущено, сам сижу в Павии, письма строчу. Беатриса требует немедленно возвращаться в Германию, дабы не подвергать опасности детей. Но если уеду сейчас, Италия будет потеряна, а вместе с нею Империя! Броситься в последний бой… Нет, я еще из ума не выжил. Что остается? Найти силу, способную остановить лигу? Кого я имею в виду? Папу Александра!

Сказано сделано, через архиепископа Павии удалось отправить письмо папе, тот немедля прислал для переговоров трех своих кардиналов, с которыми общались архиепископы Кёльнский и Майнцский. На первый взгляд эта встреча не дала ровным счетом ничего, так как Филипп и его ставленник Готфрид Вюрцбургский[145] просили представителей Ватикана заставить лигу выполнять решение третейского суда, а те справедливо требовали, чтобы я прежде помирился с папой. Уверен, что Александр расценил все верно, признав встречу в Павии началом переговоров о прочном мире. А как же иначе?

Меж тем лига продолжала опустошать мои владения, равно как и лены моих сторонников, те просили помощи, а я продолжал сидеть пнем, дожидаясь, когда мятежники доберутся и до моего горного укрытия. Прекрасно понимая, что помощи ждать неоткуда, я решился на отчаянный шаг, призвать Генриха Льва, находящегося в это время на озере Комо. Путешествие казалось опасным, но… С небольшим отрядом верных людей я отправился к кузену, заранее зная, что он не обязывался помогать мне в этом походе, что я не могу требовать, приказывать, угрожать, мало того — Генрих был зол на меня из-за Гослара. И вот теперь я должен был просить, нет, молить его о спасении!

Впрочем, обиды обидами, но ведь он тоже не дурак, сколько раз я уже спасал кузена Генриха, отказываясь разбирать жалобы на его милость, опять же, именно я узаконил два лена в его загребущих ручищах. Да и разве не я женил его на юной принцессе, в которую он теперь страстно влюблен? Отчего бы теперь ему не выручить меня еще раз?

Я вспомнил ту судьбоносную встречу, когда я, Виттельсбах, Райнальд, Отто рассказывали Генриху о своем сумасшедшем желании создать Империю молодых, когда я впервые назвал его братом и мы обменялись рукопожатием.

— Помоги мне, брат, если не ты, то я по-настоящему пропал, — я развел руками, тщательно подготовленные фразы разлетелись вспугнутыми птицами. Генрих молчал.