Читать книгу "Макабр. Война на восходе - Мила Нокс"

Он — один. И он…

— Ты Джокер, — выпалил Теодор.

Король, сузив черные глаза, вперился в Теодора. Последние сердечки рухнули на дно.

— Ты не Король Червей. И не Король Пик. Мы не видели, что написано у тебя на пергаменте. И ты не зачитал, что название карты именно Король Червей. Там было сказано: ты переменчив, можешь превратиться из друга во врага, и наоборот. Значит, можешь превратиться также в другую карту. В Червового Короля. Или Пикового. Ты — карта, которая меняет обличье. Ты Джокер!

— Валет червей, шестерка пик — Никто из них не я, Меняю много раз свой лик, Но кто же я тогда?

Король усмехнулся и приподнял подбородок. Он явно тянул время. И Тео ждал тоже. Правильно? Нет? Сердце ускорилось, отбивая сумасшедшую чечетку. Что будет, если он проиграет и ответ окажется иным?..

Третья могила указывает на Алтарь.

Эта самая.

Вдруг Тео заметил, что черная горка на дне часов меняется. Черные сердца одно за другим окрашивались в красное. Одежда Короля также превращалась: из черной мантия стала красной, мех побелел и обратился горностаевым воротником, волосы посветлели. В глазах сверкнула голубизна. Минуту спустя перед Теодором стоял Червовый Король.

«Значит, это был Червовый Король… В чем же тогда загадка?!»

В тот же миг внешность Короля Червей вновь стала преображаться: золотистые волосы посветлели, лазурные глаза побелели и превратились в бельма. Кожа выцвела, обратившись белой как бумага, по ней поползли уродливые шрамы. Улыбка погасла, губы сомкнулись в тонкую линию. Лицо вытянулось и приобрело надменное, холодное выражение. Пышное одеяние обратилось белой робой.

Теодор ахнул.

Перед ним был Йонва.

На белых волосах — железный венец, усеянный шипами. В центре венца — глаз. Йонва поднял руку, перевернул венец, и оказалось, что корона имеет две стороны. И на той, второй, был начертан другой знак.

Острая черная пика.

Тео выхватил нож и застыл. Йонва смотрел сквозь него пустыми бельмами.

— Знаешь, кто я, Теодор Ливиану?

До Тео донесся холодный, сдержанный голос. Но этим было не провести: Тео знал, что Йонва на самом деле — безумец. Беспощадный и кровожадный монстр, который приказал пытать Охотника Дана и убить его Названого, а затем отдать на съедение нелюдимцам…

— Йонва, — прохрипел Теодор. — Тварь…

Йонва приоткрыл губы. Казалось, он сейчас улыбнется. Но уголки рта даже не дрогнули.

— Нет. Я спрашиваю о другом. Кто я?

«Это продолжение загадки?! Стоп… значит, это не Йонва. Это лишь Джокер, который показывает Йонву! Корона у него с пикой… Но я уже видел Пикового Короля, значит, это не Король. Это…»

— Туз?

Тео ошарашенно глядел в зеркало.

— Ты — Пиковый Туз.

— И это тоже.

Одеяние Йонвы стало меняться: роба потемнела, превратившись в черные штаны и свитер, поверх которых появился тяжелый кожаный плащ. Тео с изумлением отшатнулся: лицо Йонвы также изменилось, кожа потемнела, глаза загорелись янтарными огоньками, а волосы почернели и отросли.

Спустя минуту в зеркале стоял… сам Тео. Но в то же время не он. Кто-то другой.

Смерть?!

Двойник Тео сжал губы, сунул руку за пазуху и вынул флуер. Только он прикоснулся губами к дудочке, на его лице открылись многочисленные порезы: лоб пересекла трещина, крестообразный шрам открылся и закровоточил, и Тео с ужасом смотрел на себя самого, истекающего кровью. По его темному лицу, черной одежде и волосам сбегали струи алой крови. Красное на черном.

Теодор попятился и наткнулся на одну из театральных кукол: захлопали крылья, над плечом Тео вытянулась шея деревянного петуха, и птица огласила зал громким «кукареку».

Тео в зеркале перестал играть. Опустил флуер и вновь преобразился, на этот раз в Червового Короля.

— Ты прав. Я Джокер. И мы с тобой, человек, очень похожи. Тот, кто был другом, станет врагом. И наоборот. Человек — не камень. Он вода. И меняется — каждый год, месяц, мгновение своей жизни. Ты никогда не поймешь, кто из тех, кто вчера подал руку тебе, сегодня ее отрубит. Но, остерегаясь врагов, помни: тот, кто хотел тебя убить, быть может, сегодня тебя спасет. Помни об этом всегда…

А теперь ступай за мной.

Они прошли в другой зал, и Теодор очутился в гробнице игрока прошлого Макабра.

Это была крипта, посередине которой стоял каменный саркофаг. На стене висел простой черный крест, и больше ничего не было. Тео остановился перед саркофагом. Юноша его возраста, с тонкими чертами лица, в сутане послушника, шляпе и с крестом на груди. Тео мигом его узнал. Третья могила принадлежала Фредерику Фармеру.

Глава 20

О звезде, которая вершит

Теодор стремглав несся на Тымпу, спотыкаясь на крутой тропинке. Он прижимал к груди карту — пикового короля, добытого в могиле Фредерика Фармера. На оборотной стороне была часть карты Западной Трансильвании, но вот значок Алтаря отсутствовал.

Каждый игрок ключ хранит от двери, И ключ ты увидишь, лишь сердцем смотри.

Может ли быть так, что каждый из игроков хранил ключ? Тео хотелось проверить одну теорию, но вначале требовалось разыскать Санду и быть предельно осторожным…

Джокер открыл ему воспоминания Фредерика Фармера. Каталина Кастро, красивая девушка-нежительница, спасла Фармера. Но в битве со стражем юноша потерял глаз. После этого Фредерик стал сам не свой. Когда игроки предыдущего Макабра открыли дверь и оказались в Полуночи, мире Смерти, то Фредерик — юноша в сутане, с крестом на груди и черной повязкой на глазу — повсюду следовал за Каталиной и влюбленным в нее другом Себастьяном. Залы были другие, Тео узнал лишь некоторые. Например, зал с масками и комнату тишины, в которую Себастьян тоже попался, а Каталина его спасла. Эти двое были все ближе и ближе друг к другу, как Тео и Санда, и девушка также не замечала, что друг в нее влюблен, — но Тео это было прекрасно видно.

Фредерик Фармер буквально сходил с ума, подобно Вангели, — он преследовал игроков, пытаясь их поймать, но тем удавалось в последний момент избежать встреч с обезумевшим священником. Но когда Фредерику все же удалось поймать Каталину, загнав ее в угол, и парень уже занес кинжал, девушка крикнула что-то на испанском, и Король объяснил, что нежительница напомнила Фармеру о том, что он у нее в долгу, ведь она спасла ему жизнь.