Читать книгу "Борджиа - Мишель Зевако"

Чезаре поглядел на отца и понял: если доверить месть старику, то она превзойдет всё, что можно себе представить.

– Хорошо! – сказал он. – Вы его получите, отец! Я отправляюсь искать его, и я вам его привезу!

– Когда ты выступаешь?

– Завтра!

XLIV. Свадебная ночь

Дворец графов Альма, как и большинство жилищ владетельных итальянских синьоров, был украшен обширными садами. Монументальная парадная лестница была пристроена со стороны фасада, выходившего на главную площадь, которую затеняли вековые клены. Другая лестница в два марша спускалась на великолепную террасу с тыльной стороны дворца; по ее мраморным ступеням можно было сойти в парк.

В этот вечер Примавера медленно сошла по мраморной лестнице и приказала служанкам оставить ее одну. Погрузившись в свои мысли, она углубилась в парк. Потом она присела на полированную гранитную скамью. Ребенком она играла на этой скамье, рядом с матерью. Юной девушкой она любила жаркими вечерами предаваться на этой скамье мечтам о принце, который появится однажды, такой же юный, как и она сама, отважный, мужественный, блещущий умом…

Теперь тот, кого она ждала, мог бы прийти. Но она больше не принадлежит себе! Она не может, улыбаясь, протянуть ему руку и сказать:

– Я вас ждала… я ваша…

Так она сидела и вздыхала о своих разбитых мечтах, о юности, брошенной в объятия старика, как вдруг на дорожке послышался хруст гравия под чьими-то легкими шагами. Тень появилась перед нею и мужской голос сказал:

– Я здесь, синьора; я выполнил ваши указания.

Примавере даже не надо было поднимать глаза; она сразу узнала шевалье де Рагастена. Он стоял в двух шагах от скамьи и держал в руке шапку.

– Синьор, – сказала она, – я хотела вас поблагодарить… Перед свидетелями я, возможно, не была бы такой искренней, как мне хотелось… Поэтому я и попросила вас прийти сюда.

Рагастен молча поклонился.

– Поблагодарить вас, – повторила она, и в голосе ее слышалось чувство, которое она не смогла подавить, – потому что только здесь я могу понять и оценить жертву, которую вы принесли.

– Жертву, синьора? – спросил шевалье.

– Может быть, есть какое-нибудь другое, более верное, выражение? Вы полагаете, что я не всё поняла той ночью, когда вы по моему желанию пришли в Риме в катакомбы, чтобы сообщить мне то, чего я не знала: Чезаре Борджиа предложил вам завидный пост. Я знала, что вы бедны, и знала, что дочь папы открывает вам свои милости. Вам стоило только принять эти блестящие предложения. Мне известно, что многие римские дворяне, и даже из самых видных, сочли бы невероятной удачей, если бы оказались в вашем положении… Шевалье, вы отказались от фортуны и почестей, вызвали на себя смертельную ненависть Борджиа, подверглись жестокому осуждению – всё это для того лишь, чтобы не стать моим врагом… Тщетно ищу я слова, которыми могла бы вам выразить свою признательность…

– Синьора, – сказал Рагастен, – если я действительно имел честь принести жертву, как вы думаете, то я уже вознагражден за свой поступок, потому что вы пришли и поблагодарили меня за это.

– Наконец, – продолжила Примавера, – вы спасли моего отца. Я считала бы себя недостойной вашего великодушия, если бы откровенно не сказала вам об этом. Граф Альма предал своих союзников… Вы не дали имени, которое я ношу, покрыться несмываемым позором.

– Имени, которое вы носите, синьора? – взволнованно прервал ее Рагастен.

Примавера вздрогнула. Она поняла скрытый смысл вопроса.

– Имени, которое я носила, – почти прошептала она, побледнев.

И сразу же с достоинством продолжила:

– Впрочем, синьор, это всё то же имя. Вам, верно, неизвестно, что Манфреди и Альма принадлежат к одному дворянскому роду. Две его ветви равным образом были задеты глубокой раной, нанесенной … отъездом графа Альмы… Значит, вы рисковали жизнью и для того еще, чтобы спасти нас от позора и боли.

Она замолчала, словно подступившие чувства душили ее.

– Синьора, – сказал тогда Рагастен с едва заметной печалью, – покидая службу у Чезаре, возвращая графа Альму в его столицу, опуская то немногое, чего я не хочу вам говорить, я только оставался верным своему слову…

– Объяснитесь, синьор.

– Помните, синьора, день, когда я имел честь встретить вас в оливковой роще, возле ручья?

– Я не забыла этого, – сказала Беатриче, закрывая глаза.

– В таком случае, может быть, вы вспомните и слова, которые я тогда сказал?.. Я говорил, что за вас, синьора, готов пролить всю свою кровь, если в том будет необходимость, и что приношу свою жизнь в услужение вам… Видите, что с того момента я не мог действовать по-другому.

Наступило молчание; для нее молчание полно было таинственного возбуждения, для него – полно горечи.

«Ах, – подумал шевалье, – если бы она любила меня, как сказал об этом Джованни Малатеста, разве она говорила бы со мной так холодно… Она приняла в жертву мою жизнь и верит, без сомнения, что очень много сделала для меня, выразив свою благодарность…»

Тем временем Примавера пришла в себя.

– Я не только хотела поблагодарить вас, синьор. Я еще хотела спросить, … если, конечно, вы согласитесь ответить… о ваших теперешних намерениях. Отец, я слышала, назначил вас своим полковником… Вы отказались от этой должности?

– Да, синьора.

– Понятно: ведь вы гораздо выше этих функций.

– Не в этом дело, синьора. Должность полковника почетна, на ней можно отличиться. Скорее, она выше того, на что я мог бы надеяться.

– Почему же в таком случае вам не согласиться? – несколько живее спросила Примавера. – О. прошу вас, синьор, не считать меня неблагодарной до такой степени, что расцениваю эту должность достаточным доказательством моей признательности… Но в вашем согласии я бы видела доказательство того, что вы… согласны надолго остаться у нас… что ваша отвага и ваша шпага будут вместе с нами в час крайней нужды, в которой мы снова окажемся. И наконец, я надеялась, что мы всегда будем … друзьями.

Примавера произнесла последние слова так тихо и таким дрожащим голосом, что Рагастен услышал в них больше, чем было сказано. Внезапное помутнение разума охватило его. Шевалье готов был броситься на колени перед Примаверой и прокричать ей о своей любви…

– Успокойтесь, синьора, – сказал он с горечью, – моя шпага послужит вашему делу. Мы всегда будем… друзьями, если употребить слово, которое вы изволили применить в отношении меня.

– Ладно! – вскрикнула она. – А раз так, то почему вы отказались от предложения графа Альмы?

– Синьора, – холодно ответил Рагастен, – я солдат-авантюрист, а блестящее положение полковника намного выше моих претензий. Она предполагает наличие связей, пугающих меня, признаюсь вам в этом. Я всегда жил сегодняшним днем, не знал другого господина, кроме своей собственной фантазии, иного проводника, кроме собственного минутного каприза; я привык дышать вольным воздухом, приходить, уходить, останавливаться и уезжать по своему собственному внушению… Извините же меня, что не уступил вашим просьбам… Предпочитаю жить свободным…