Читать книгу "Занимательное дождеведение. Дождь в истории, науке и искусстве - Синтия Барнетт"

Я собираюсь испытать все это – среди самых сильных дождей в мире. Больше всего я волновалась, смогу ли разглядеть что-нибудь за тучами, которыми знаменит этот регион.

Как и многие кхаси, Шим разговаривает на британском английском, а также хинди и его родном кхаси. «Я думаю, вам очень повезло», – сказал он. Выдался необычайно сухой июнь, но сейчас собрались грозовые облака, серые будто камни, и встретили нас на границе Мегхалая. Легкий туман и похолодание, заставляющее достать свитер, говорили о приближении дождя.

Я проведу эту сырую неделю в Мегхалая в отеле «Черапунджи Холидэй Резорт», как и решила после того, как прочитала на сайте слова о роскошных встречах дождей и муссонов, написанных семьей владельцев. Он находится в двадцати километрах от Черапунджи, сама деревня суха и неплодородна, лес там вырублен, а из-под земли постоянно добывают известняк – карьерные тягачи снуют туда-сюда, будто муравьи к корзине для пикника.

Дэнис Райен и его жена, Кармела Шати, построили этот отель среди влажных джунглей и крошечных деревушек, расположившихся между вечными дождевыми конкурентами Черапунджи и Маусинрам. Шати – урожденная кхаси, она встретила Райена, когда прибыла в Мегхалая, как старший офицер для оценки проектов общественной организации. Когда они поженились, он стал успешным банкиром, но эта профессия ему не подходила. Разъезжая по всей Индии по работе, он фантазировал о возвращении на родину Шати, в ее родную деревню, где они могли бы в один прекрасный день открыть отель, пригодный для муссонового туризма. «Где бы мы ни оказывались, когда люди узнавали, что она из Черапунджи, они знали, что это самое дождливое место на Земле, – говорит Райен. – Затем они часто спрашивали, можно ли там побывать. Но это было не так просто».

Во время нудных банковских совещаний, Райен рисовал наброски своего дождливого отеля, места, где семьи могут прогуливаться вместе по дорожкам, где он мог бы продавать что-то уникальное. «Я не хотел продавать ночи в отеле или еду, – говорит мне Райен. – Я хотел продавать дождь». Они с Шати начали искать землю.

У кхаси материнская родовая организация, то есть женщины владеют землей и передают в наследство ее дочерям. (На самом деле это не так привлекательно, как кажется. Ведь дочери, наследующие имущество семьи, также наследуют и все невзгоды и печали. На них полная ответственность за стареющих родителей, сестер и братьев, потерявших работу, или супругов, родственников по мужу, которых постигла неудача, алкоголиков и наркоманов и прочие семейные невзгоды.) В 1998 году Райен и Шати нашли место своей мечты на вершине крутого холма в деревне Лэткинсью с видом на горы Кхаси с их водопадами на севере и бангладешскими равнинами на юге. В деревне иностранцам не разрешалось владеть имуществом, но Шати, как местная, могла купить землю на свое имя. Она жила в Шиллонге с маленькими сыном и дочерью, пока Райен строил отель под дождем.

Отель – понятие широкое. Мой номер обставлен скудно, а на окнах нет сеток, а значит, мне придется делить пространство с разными жуками из джунглей и ящерицами, гоняющимися за ними. Вид, тем не менее, на миллион. Проснувшись на рассвете в первое утро, я ступила наружу в котел облаков. Ощущение, будто все небо упало на уровне глаз. Бело-серая дымка вьется передо мной и внизу на равнине, виднеются только верхушки гор Кхаси.

К восьми утра дымка улетучивается. Мало-помалу взгляду открывается синее небо, как и будет весь день.

Я рада, что выдался этот безоблачный день в самом дождливом месте на Земле. Ведь чтобы оценить цветистую прелесть дождя, требуется немного времени без него. Солнце к тому же сэкономило мне немного денег. Я планировала нанять гидов, чтобы пробраться сквозь муссоны, но видимость сегодня такая хорошая, что мне хватит и карты, чтоб передвигаться по деревне и тропинкам в джунглях.

Когда я начала спускаться вниз к долине деревянных мостов из деревни Тирна, я снова вспомнила о несправедливости серой репутации дождя. У самого дождливого места в мире самый зеленый горизонт, что я когда-либо видела. Во времена британской колониальной Индии, британцы, тосковавшие по родине, прозвали эти лесистые холмы Шотландией Востока.

При более близком осмотре кисти дождя окрасили зеленые джунгли и деревни яркими цветами жизни. Сельские жители, которые возвели свои крохотные дома на склонах из смеси разнообразных пород, выделяли больше квадратных метров на цветы, чем на жилье. Желтый жасмин, что цветет на хрупких лозах в моей части мира, здесь вырастает в узловатые деревья, на которых взрываются, словно фейерверки, солнечные цветы. Розы пышно разрастаются в небольших дворах под тощими кокосовыми пальмами и толстыми хлебными деревьями. Деревня Тирна остается позади меня, виднеются джунгли, цветов становится все больше, и не садовых, а диких, хаотично разбросанных, будто опьяненных дождем. Благодаря усиленным муссонам в субтропическом лесу, это место стало самым влажным экорегионом в мире, обладающим самым богатым растительным миром в Азии. Ученые идентифицировали 250 видов орхидей в этой части гор Кхаси. Многие из них цветут в июне. Хрупкие наземные орхидеи легче всего заметить, ведь пышные розово-фиолетовые лепестки привлекают внимание и выделяются среди лесного опада. Обвивая деревья, крупные эпифиты труднее заметить среди вакханалии гигантских листьев, побегов, луковиц, ароидных растений, перца, папоротников, ягод, орехов и фруктов, знакомых и непонятных. Я видела инжир с мой кулак и джекфрукт с мою голову.

Щедрость джунглей определяет культуру и экономику кхаси. Сельские жители традиционно зарабатывают на жизнь колкой дров, добычей угля и торговлей различными товарами из леса: бамбуковыми побегами, дикими овощами, медом, грибами, арекой, бетелем и различными орехами, а также глубокими чашами с тропическими фруктами. Однако настоящим питанием, как для людей, так и для леса остается дождевая вода, что проливается из туч, витает в воздухе, струится из водопадов, впадает в реки, течет в чистые пруды и наполняет потоки и ручьи, протекающие через деревни, где каждая семья собирает ее при помощи собственных версий машины Голдберга из бамбуковых труб и ручных фильтров. Благодаря дождю в джунглях и деревнях сохраняется прохлада, исторически средняя температура в июне, самом теплом месяце, 20 градусов по Цельсию. Сегодня днем 27. Это было бы не так плохо, но влажность сделала свое дело – каменная тропинка превратилась в самую длинную лестницу в мире. Две тысячи узких ступенек разворачивались передо мной, заканчиваясь прямо в долине. Я натренирована ходить в жаркую влажную погоду, гуляя вверх и вниз по вялым холмам моего города. Но этой подготовки недостаточно для выжженного солнцем дня в Черапунджи. На полпути моя рубашка и рюкзак уже настолько промокли, будто в рюкзаке открылась бутылка с водой, но это был пот.

Мост из корней деревьев, который я ищу, охватывает реку Симтунг. Я настолько измучилась жарой, пока нашла берег, что запрыгнула на плоский валун и погрузила голову в пруд, образованный и наполненный водопадом, еще до того как увидела само это биоинженерное чудо. Вверх по реке, прямо за мной. Живые пешеходные мосты и их волокнистые поручни, в которых работа природы переплетается с ручным человеческим трудом, простираются на тридцать метров от берега к берегу. Будто роман «Швейцарская семья Робинзонов» ожил, я так и представляю, как самый маленький мальчик, Франц, может появиться на мосту в любой момент.