Читать книгу "Assassin's Creed. Ересь - Кристи Голден"

– Да как вы смеете! – возмущенно подскочил на своем месте Стернс. – Всего лишь неделю назад вас приняли в святая святых ордена, и вы…

– Нет ничего плохого в том, что мы… – начала Инглэнд.

– Погрязли в ереси.

От этих слов все онемели. Такое мог себе позволить только Алан Риккин. Он, вне всякого сомнения, считал, что Саймон оказал ему услугу, дав возможность выстрелить себе в голову без посторонней помощи.

– Я не склонен так думать, – сдержанно произнес Хэтэуэй. – Я намерен доказать вам, что мы отклонились от того завещания, что Жак де Моле оставил ордену, и совершили много ошибок с тех пор, как Великий магистр был предан мученической смерти. Позволю себе изложить суть дела. Если вы после этого сочтете меня еретиком, я, как уже сказал, отдам себя на ваш суд.

– Мне все это кажется весьма занимательным! – воскликнул Альваро Граматика. – Саймон, я всегда считал вас скучным занудой, но, похоже, я ошибся.

Пока Алан Риккин не закрыл ему рот очередной репликой, Саймон Хэтэуэй продолжал.

– Интеллектуальная собственность, которую я украл, – это воспоминания моего предка Габриэля Лаксарта. Я их взял лишь по той причине, чтобы их не подделали до того, как мне представится возможность изложить вам то, что мне открылось в ходе моего исследования. Все его воспоминания – вот они, в целости и сохранности.

Саймон нажал кнопку на пульте дистанционного управления. 3D-монитор, который всегда поражал профессора своей схожестью с аквариумом, ожил. Туман хорошо знакомого ему коридора памяти заклубился, расплываясь, как капля чернил в воде.

Очень скоро туман принял отчетливые очертания.

– Перед вами послание, оставленное Жаком де Моле и его рыцарями на стене башни замка Шинон, где их держали в заключении.

Саймон не успел договорить, как зазвучал голос Жана де Меца: «Эти надписи – своего рода послание. Тамплиеры никогда не тратят свою энергию понапрасну».

– Эта надпись хорошо известна, – презрительно усмехнулся Риккин. – Саймон, вы напрасно тратите время. Моргенштерн из отдела криптографии заболтает до смерти, рассказывая…

– Самое интересное в том, что Моргенштерн из отдела криптографии никогда не получал эту надпись для расшифровки, хотя доктор Бибо ему ее отправляла. – Говоря это, Саймон не смотрел на Алана, но внимательно наблюдал за реакцией остальных членов Внутреннего Святилища. – Обратите внимание особенно вот на этот символ – солнце в виде перевернутой слезы льет свет на поднятое вверх лицо тамплиера. Посмотрите, в нескольких местах изображены руки, воздетые вверх, и сердца. А эта надпись с латинского переводится как: «Если сердце крепкое, оно не разобьется».

– Зачем вы нам все это показываете? – со свойственной ему туповатой резкостью спросил Берг.

– Чуть позже вы все поймете. А сейчас просто прошу вас запомнить это.

Туман пришел в движение и стер надпись, трансформировавшись в лицо Жанны д’Арк.

При ее появлении Саймон почувствовал себя так, словно его ударили под дых. Он стиснул зубы и с большим усилием заставил свой голос звучать спокойно и ровно, глядя на улыбающуюся Жанну, прижимающую к груди крошечный мешочек.

«На груди у сердца я храню кольцо, которое они мне подарили, и еще кое-какие дорогие мне вещицы», – нежным девическим голосом говорила Жанна.

Саймон на мгновение прикрыл глаза, затем продолжил:

– Габриэль был способен чувствовать силу меча, но, когда он касался оружия, эта сила была неактивной. Алан, таким же инертным меч был и в моих руках, когда я вел исследование. Мертвый. Лишенный своего могущественного сияния. Но смотрите.

На экране вновь возникло лицо Жанны – и сердце Саймона вспыхнуло радостью вперемешку с горем – с широко распахнутыми синими глазами. Мешочек на шее слегка качнулся вперед, когда она нагнулась к мечу и вытащила его из бархатных ножен. Частица Эдема засветилась золотистым светом.

Саймон испытал удовлетворение, когда его товарищи удивленно ахнули, когда Жанна обхватила рукоятку меча. Золотое свечение резко усилилось, свидетельствуя о мощи древних технологий.

«Отец Небесный», – прошептала Жанна и подняла меч высоко над головой. Ее лицо сияло, и меч сиял в ореоле тончайших пульсирующих молний.

– Сейчас вы можете сказать, что меч в активном состоянии. Но вы не можете сказать, что в этот момент чувствовал Габриэль, – сказал Саймон. – А он полнился радостью и глубинным покоем… – Профессор нахмурился, осознавая, что не может адекватно описать состояние юноши. – Габриэль понимал, что бояться нечего, что никто не пострадает. Больше нет места жестокости и злости. Когда Жанна поднимала меч над головой, воцарялись мир и покой.

– Для тамплиеров? – уточнила Инглэнд.

– Для всех и каждого.

На экране отобразился монтаж сцен, где Жанна была с «активным» мечом: он высоко поднят, она сражается, используя оружие только плашмя, защищает себя его сиянием, раскалывает меч противника на мелкие кусочки.

– Феноменально, – оценил Берг. На его лице отразились смешанные чувства – он не верил своим глазам и в то же время испытывал какую-то странную… ностальгию – более подходящего слова было не подобрать. Агнета Рейдер, подперев лицо руками, восхищенно наблюдала за Жанной с мечом Эдема в действии.

– Жермен ничего подобного нам не демонстрировал, – констатировал Альваро Граматика.

– Не демонстрировал, – подтвердил Саймон. – И это тоже запомните.

На экране возникла другая сцена: Габриэль Лаксарт в руанской таверне. Саймон помнил, какой злой он был в тот момент. Парень пришел туда убить, но в конце концов то, что он увидел, вызвало у него такое отвращение, что он решил – пусть пьяный негодяй живет.

– Жоффруа Тераж, – мрачно сообщил Саймон. – Предок вашего предшественника, Дэвид, – Уоррена Видика.

Тераж имел вид самого настоящего, внушающего ужас палача. Ростом почти два метра – в Средневековье просто великан, – широкоплечий и крепкий, с черными волосами и такой же черной бородой. В таверне он сидел на лавке, сгорбившись над кружкой эля, глаза выпученные, красные, напротив – мужчина, возрастом старше его, одетый побогаче, с лицом мятым и серым от ужаса, слушает рассказ палача.

«На протяжении четверти века я занимался своим ремеслом, – пьяно бормотал Тераж. – Я видел, как они плакали и молили о пощаде, рычали от злости и на чем свет стоит поносили самих себя, молились Богу и проклинали Его. Но эта…»

Тераж надолго приложился к кружке, пока за ним наблюдал парень, который сидел за соседним столом, намереваясь убить великана.

«Убивать – моя работа. Я убивал и никогда не задумывался об этом. Но за нее я буду гореть в аду. Я убил святую, и Бог видел это. – Огромное тело Теража тряслось от рыданий. – Ее сердце… мы его трижды пытались сжечь. Черт дери, трижды! И масло лил, и серу, и уголь подкладывал. А оно все не горело. – Дрожащей рукой он провел по лицу. – В конце концов я положил его в мешок и бросил в Сену».