Читать книгу "Фаталист - Виктор Глебов"

Они долго молчали. Глаза княжны, исполненные неизъяснимой грусти, искали в лице Печорина что-нибудь похожее на надежду. Бледные губы напрасно старались улыбнуться, а нежные руки, сложенные на коленях, были так худы и прозрачны, что Григорию Александровичу стало ее жаль.

– Княжна, – сказал он, – я над вами смеялся. Вы должны презирать меня.

На ее щеках показался болезненный румянец. Она отвернулась, облокотилась на стол, закрыла глаза рукой, и Печорину показалось, что в них блеснули слезы.

– Боже мой! – произнесла она едва слышно.

– Вы сами видите, – сказал Григорий Александрович насколько мог твердым голосом, – что я не могу на вас жениться. Если б вы даже этого теперь хотели, то скоро бы раскаялись. Вы сами видите, что я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль, и даже в этом признаюсь. Какое бы вы дурное мнение обо мне ни имели, я ему покоряюсь. Если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете, не так ли? – Печорин замолчал в ожидании ответа.

Княжна обернулась к нему бледная, как мрамор, только глаза ее сверкали.

– Я вас ненавижу! – сказала она.

Григорий Александрович не раз задумывался, отчего ему никогда не хотелось вступить в брак и обрести тем самым тихую жизненную гавань – по примеру многих и даже большинства. Наверное, потому, что понимал: он не ужился бы с этой долей. Он, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сроднилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце. Он ходит целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там, на горизонте, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани.

Так было всегда – еще до того, как он решился на осуществление своего плана. Теперь же вопрос о браке и вовсе не имел смысла.

Григорий Александрович взглянул на княжну. Что он мог сделать для нее? Только поблагодарить, поклониться и уйти. Это было жестоко, но порой жестокость – лучшее лекарство от разбитого сердца. По крайней мере, Печорин верил в это.

Дверь распахнулась от сильного удара.

– Так и знал, что найду тебя здесь! – прохрипел Грушницкий, вваливаясь в гостиную. Говорить ему было трудно, слова не слетали с губ, а выхаркивались – раздробленная челюсть делала речь едва понятной.

Вместо вожделенного мундира с эполетами на Грушницком сидел костюм с чужого плеча, который явно был ему мал. Правую ногу он приволакивал, и она торчала несколько в сторону. Левую руку он держал в кармане, и она безвольно болталась. На голове часть кожи с волосами отсутствовала, так что белел обнаженный череп. Грушницкий походил на труп, непонятно почему воскресший и заявившийся в чужой дом! Собственно, судя по всему, именно так дело и обстояло.

При виде Грушницкого княжна вскочила, закричала и, пошатнувшись, грохнулась в обморок, опрокинув вазу с засушенными цветами.

– Пришел делать предложение?! – кривя рот в ухмылке, прохрипел Грушницкий, делая шаг вперед. Что-то хрустнуло, и он покачнулся, но не упал, потому что ухватился правой рукой за рояль. Пальцы были белые, с ободранными костяшками, на двух или трех отсутствовали ногти. – Думаешь, у Лиговских много денег? Тебя ведь это интересует? Ошибаешься!

Григорий Александрович глядел на него, стараясь понять, как этот изломанный труп с пробитой пулей грудью мог оказаться здесь. Вернер констатировал смерть, да иначе и быть не могло, ведь Грушницкий упал со скалы! Конечно, если б он поспорил с Раевичем и взял выкуп… Но Печорин слышал его разговор с драгунским капитаном: он не собирался надувать банкомета.

А что, если Грушницкий рискнул? Григорий Александрович вспомнил фигуру в плаще, которую видел в саду Раевича. Некто приходил к нему той самой ночью… Может быть, Грушницкий? И если капитан не успел или не захотел рассказать Раевичу о дуэли с Печориным или о том, что она была подстроена… О! Ну, конечно! Григория Александровича осенило: Грушницкий так и сделал! Он заключил с москвичом пари и убил Карского в качестве выкупа. Ради того, чтобы подкрепить свои эполеты ста тысячами: деньги понадобились ему, чтобы сделать предложение княжне!

– Не радуйся, мой старинный приятель, – с трудом двигая челюстью, проговорил Грушницкий, наступая. Изо рта его текла розовая от крови слюна и свисала на грудь тоненькой ниточкой. – Она тебе не достанется! Хоть ты и хитер, да есть люди пошустрее тебя.

– Не о себе ли ты, Грушницкий? – ответил Григорий Александрович, делая несколько шагов назад, чтобы дать себе время достать пистолет и прицелиться. Теперь оружие его было заряжено: последние события научили Печорина быть предусмотрительнее.

Все-таки удивительно, что этот мертвец «ожил» столь скоро. Фатову меньше досталось, а он провалялся в койке не один день, да и теперь еще нездоров. А этот… даже странно, что он может двигаться. Вернер заинтересовался бы…

Тут Печорин обратил внимание на показавшийся ему знакомым костюм Грушницкого – ну разумеется! Прежде его носил доктор! Бедный циник…

– Ты и Вернера убил? – для верности спросил он, взводя курок.

Грушницкий, кажется, не замечал, что его сейчас застрелят вторично, и продолжал наступать, припадая на сломанную ногу. Движения его были неуклюжими, и более всего он напоминал изувеченную марионетку, у которой спутались все веревочки, но кукловод все равно заставляет ее плясать на потеху толпе. Только вот в приближении живого мертвеца не было ничего забавного.

– Раздавил, как муху! – Грушницкий широко ухмыльнулся, продемонстрировав щербатый рот: большая часть зубов оказалась выбита или сломана при падении с утеса. – Он никогда мне не нравился, жалкий уродец! Постоянно вертелся поблизости и наверняка шпионил для тебя. Вы же с ним были приятели?

– Были, – подтвердил Печорин, поднимая пистолет и целя Грушницкому в сердце. – Прощай же!

Грянул выстрел, гостиную заволокло пороховым дымом, и Грушницкий тяжело опрокинулся на спину, задев столик. На пол посыпались игральные карты, увеличительное стекло на латунной рукоятке и горсть речных камешков, прежде лежавших в хрустальной вазочке.

– Что здесь происходит?! – испуганный возглас принадлежал княгине Лиговской.

Она ворвалась в гостиную и замерла, схватившись за дверную ручку.

– Ничего, мадам, не волнуйтесь, – отозвался Григорий Александрович. – Просто ваш знакомый Грушницкий восстал из могилы, куда, как вам известно, я имел честь его отправить, и явился просить руки вашей дочери. Полагаю, после смерти он слегка повредился рассудком. Я знаю одного врача неподалеку, у него своя клиника и оригинальная методика, но теперь мсье Грушницкий едва ли сможет стать его пациентом. А, право, жаль.

– Что? Что вы такое говорите?!

– Позаботьтесь о Мэри, – ответил Печорин, подходя к убитому.