Читать книгу "Гималайский зигзаг - Андрей Чернецов"

Бивень, злополучный Бивень Раздора, удобно пристроился на коленях у пастуха.

— Что ты молчишь, Ам? Ты вернешь его в святилище?

Рука Амоды поправила ее сбившиеся волосы.

— Молчу, потому что мне грустно. Ты скоро уедешь, Бетси! И я никогда больше не встречу Шакти…

— Если б ты был и вправду бог! — вздохнула девушка. — Махаганапати верхом на ездовой крысе-вахане. Я тут встречала одну. Вернее одного. Его зовут как-то странно…

— Мушака Краунча, — улыбнулся парень. — Ты не ошиблась, он, говорят, действительно вахана — ездовая крыса Слоноголового. Ты ему очень понравилась.

— Ну да, Мышака… Твой мустанг!.. Да, был бы ты, Ам, этим Ганапати! Только не смей говорить…

— …Что я стану тем, кем ты меня вообразишь, — рассмеялся парень. — Но ведь это правда!

— Нет, неправда! — Девушка отвернулась. — Я больше ничего не хочу воображать. Знаешь, я уже не знаю что думать, но… Но мне, честно говоря, почти все равно, кто ты на самом деле. Для меня ты — Ам из маленькой деревушки, который будет мне сниться по ночам, которого я…

И все-таки она не заплакала. Наверное, потому, что не хотела расстраивать парня.

— Слушай, если ты действительно… Ганеша…

— Кто я? — Амода недоуменно мигнул, но в глазах его плясали бесенята.

— Допустим, — быстро поправилась девушка. — Ты же сам говоришь: вообрази, вообрази! Итак, ты — Ганеша, или жрец Ганеши, или пятый помощник третьего подметальщика в храме Ганеши… Да не смейся ты, я спросить хочу!

Амода действительно даже не смеялся — хохотал.

— Почему вы не остановили меня еще в Лондоне, если знали, что именно мне поручат найти бивень? Ведь ты там был?

— Ну… — Парень развел руками. — Мы попытались, как ты помнишь. Но извини, не стрелять же в человека только за его намерения? Правда… — Он замялся. — Были и такие. У Ганеши есть неприятная родственница, а у этой родственницы — еще более неприятные почитатели…

О ком это он? Но девушка тут же вспомнила: вежливый господин Малик, бронзовая клетка, безумные садху…

— Кали? — еле слышно проговорила она. — Черная Кали? Неужели здесь до сих пор действуют туги?

Амода дернул плечами.

— Туги… О них никто давно уже не слыхал, но будь осторожна, Бетси! Особенно если придется возвращаться к нам. Такие не прощают…

Спорить не приходилось. Девушка подумала, что необходимо обязательно предупредить профессора и Гора… Если, конечно, Амода прав и она их еще увидит.

— Красивая игрушка. — Бетси провела пальцем по поверхности бивня, желая перевести разговор на что-то иное. — Жаль, что ей так и суждено остаться здесь, в темноте, укрытой от людских глаз!

— Почему? — поразился Амода. — Этот бивень — твой!

— Мой?!

…Вот это уже точно — галлюцинация. Слуховая.

— Твой, твой! — Амода встал, взвесил слоновий клык на ладони. — Держи!

Все еще не веря, девушка взяла бивень, подумала…

— Ам! Но ведь это святыня! Он же…

— Ну… — Парень хитро улыбнулся. — Вообрази себе…

Девушка застонала.

— В последний раз, хорошо? Вообрази, что я, великий Ганеша, в благодарность за то, что ты добровольно вернула мне реликвию, изготовил точную копию. Абсолютно такой же — но без волшебства. Пусть этот бивень станет знаком примирения…

Девушка поглядела удивленно, и парень серьезно пояснил:

— Между Индией и семьей МакДугал.

Бетси кивнула, поднесла бивень к глазам и принялась внимательно рассматривать его со всех сторон. Глаз у нее был наметан, и после нескольких попыток девушка решила, что и это — очередной розыгрыш. Она хорошо запомнила рельеф зубчиков на основании бивня, небольшую трещинку, напоминающую еловую лапу. Это был именно он — Тот Бивень.

— Все ясно, ты его клонировал. Ох, Ам, нагорит тебе от твоего начальства!

— Начальства? — внезапно глаза парня стали серьезными. — С начальством-то я договорюсь, а вот ты… Как думаешь, Бивень пропустят через таможню?

Бетси чуть не застонала. Да что там застонала — чуть не взвыла. Хорошо рассуждать о богах в пустом подземелье рядом с красивым парнем! А за воротами храма первый же попавшийся полицейский… Оформить документы? Да как их оформишь, это ведь реликвия!..

— Тогда сделаем иначе, — решил Амода, отбирая у девушки Бивень. —Думаю, мое… начальство сумеет пособить.

Бетси вновь взяла в руки Бивень, положила на пол, осторожно провела ладонью по щеке парня.

— Ты… Тарзан! Факир гималайский! А ну-ка объясни мне, что все это значит? Кто ты, а? Что я видела? Все эти говорящие крысы с летающими тарелками, десятирукие, десятиухие… Меня наркотиками накачали, да? Сначала старик в пещере, потом твоя Сома-дэви… Только не вздумай повторять мне эту байку про Ганешу. Скажи честно!..

— Честно-честно! — Темные глаза парня смеялись. — Если совсем честно, то ты сейчас спишь в бронзовой клетке рядом с ворчливым инглизом и его нерешительным сыном. Но не волнуйся, скоро вам помогут, главный жрец Амарнатха враждует со служителями Кали, вас освободят…

— Значит, сплю… — Бетси обиженно засопела. — Сплю, да? Крепко? Поумнее выдумать нельзя было?

Она поглядела на Амоду, и тот виновато развел руками. Нельзя было, мол.

— Ну если я сплю… Значит, во сне можно делать все что угодно, что душа пожелает, да? Ну ты сам сказал, Ам! Во сне даже самая благовоспитанная девушка…

Договорить она не успела — губы Амоды прикоснулись к ее глазам. Бетси застонала, прижалась к его груди, затем, срывая пуговицы, принялась расстегивать свою рубашку.

Его руки…

— …Погоди! — выдохнула Бетси, на мгновение очнувшись. — Я таблетку не выпила! Вот рожу тебе такого симпатичного слоненочка…

— Успокойся, — тихо прошептал он. — Я лишил свой лингам животворящей силы. Ведь я же все-таки бог мудрости… А вообще-то говоря, ты что, против?

Глава девятнадцатая И ВЕТЕР ВОЗВРАЩАЕТСЯ

— Ну? — гнусным голосом поинтересовались из темноты.

— Какого дьявола! — возопил профессор Енски, однако уже куда менее запальчиво.

Его окружало черное Ничто, сжимая, обволакивая со всех сторон мягким упругим коконом. Енски-старшему почему-то представился гигантский спрут, глядящий на него сквозь тьму внимательными круглыми глазами. Острый треугольный клюв слегка подрагивает…

— Ну? — повторил гнусный голос из темноты. — И как это понять?

— Я подданный Великобритании! — прохрипел профессор. — «Я смутьянов презираю, ненавижу смуту их! На монарха уповаю…»

Давно уже Енски-старшему не приходилось петь гимн! Вероятно, именно поэтому он начал его со второй строфы.