Читать книгу "Секира и меч - Сергей Михайлович Зайцев"

Начальник стражи холодно улыбнулся Глебу:

— Я ни в чем не виню тебя. Ты поступил, как мужчина. И можешь быть свободен… Пропустите его!..

Глеб слегка поклонился и с достоинством направился к выходу. Стражники расступались перед ним.

Трифон же опять обращался к Бороде:

— А теперь, любезный, мне хотелось бы услышать из твоих уст: почему трое крепких испытанных воинов не в состоянии управиться с каким-то иноземцем-юнцом? Он валяет вас в переулке, будто тыкву в поле, а вы даже не разбили ему нос.

Услышав эти слова, Глеб остановился — он был уже возле самой двери. И не мог снести такую обиду даже от начальника константинопольской стражи.

Возле двери стоял какой-то воин. Он и опомниться не успел, как Глеб выхватил у него из ножен меч.

Трифон с любопытством посмотрел на вооружившегося Глеба:

— И что?

В наступившей тишине все услышали тихий голос Бороды:

— Не надо было его развязывать. Прибавится теперь забот…

Глеб разглядывал шрам на лице Трифона:

— Хочешь сказать, что легко управишься со мной?

Все присутствующие замерли от такой наглости. Стражники даже позабыли схватиться за оружие, так волновало их в этот момент, что ответит Трифон. Его-то воинское умение все хорошо знали.

Трифон улыбнулся лишь краешками губ. Оставаясь сидеть, он опустил руку. А когда поднял ее, в ней уже был меч. Трифон положил его на стол:

— Не будем, юноша, устраивать героических поединков здесь, не будем рвать ковры. И эти мраморные полы не будем пачкать твоей кровью…

Глеб выслушал его, склонив голову набок:

— А где?

Трифон опять усмехнулся:

— Если ты полон рвения наказать меня за дерзость, — при этих словах кто-то из присутствующих издал смешок, — то предлагаю встретиться завтра сразу после восхода солнца на Ипподроме. Слуги посыпят нам место опилками… Потом и тело куда-нибудь унесут…

— Хорошо, я буду, — Глеб вернул воину меч и вышел.

Когда шаги его затихли на лестнице, Трифон, не обращаясь ни к кому конкретно, сказал:

— Каков! Могу себе представить, он с равным успехом поднял бы меч и на своего господина, и на эпарха, и на великого доместика, и даже на самого… — начальник стражи здесь промолчал, но всем и так было понятно, кого он имел в виду. — Поднял бы руку и не стал бы терзаться сомнениями.

Трифон и не подозревал, сколь близок он к истине. Откуда ему было знать, что со «своим господином» Глеб уже свел счеты?

А закончил Трифон свое замечание так:

— И в то же время… Вот из таких юношей составить стражу — город будет как за железной стеной.

Глава 13

Едва Глеб вышел из башни, возле него тут же объявились верные побратимы. Они вынырнули из-за какого-то угла — бесшумно, как серые утренние тени. Под одеждой у них Глеб легко угадал очертания мечей.

Щелкун сказал:

— Мы собирались уже осаждать эту дверь.

А Волк добавил:

— Хотя трудно сказать, что из этого бы вышло. Нам ведь не приходилось еще пробиваться в каменные башни.

Глеб был благодарен друзьям:

— Я знал, что вы не покинете меня.

И они втроем обнялись.

По дороге в Перу Глеб обстоятельно рассказал побратимам обо всем, что произошло накануне вечером и здесь в башне. Все трое сошлись во мнении о том, что этот бородатый, несмотря на благородное решение Трифона, дела так не оставит. Он может подбить своих друзей из стражи и подкараулить Глеба в каком-нибудь глухом углу — уже не втроем, а всемером или целым десятком. Он может и нанести подлый удар в спину. И побратимы, поразмыслив, решили отныне не ходить по однночке, а оружие — всегда держать при себе, скрытое под полами.

Когда они вернулись домой, старая Сарра уже немного успокоилась. Увидев Глеба, она посмотрела на него так, как будто он вчера умер и был погребен, а сегодня поднялся из-под земли.

Глеб сказал, что у стражников вышла ошибка: они искали какого-то отчаянного человека, избившего стражу, и кто-то указал им на него, на человека мирного, послушного, незлобивого, бронзовую голову, который и мухи не обидит; а сейчас разобрались и отпустили невиновного.

Но старая Сарра не очень-то поверила:

— Если ты говоришь правду, то почему же так хитро улыбаешься? — женщина покачала головой. — Ох, ох! Чует мое сердце, не напрасно стражи обратили взоры на бронзовую голову. Не отвяжутся теперь. Будь поосторожнее, красивый.

И она как бы между прочим вытерла с помятого бронзового кувшина запекшуюся кровь.

Назавтра еще до восхода солнца Глеб и побратимы были уже возле Ипподрома. Кроме изредка проходящей стражи, никого не было в этот ранний час на улицах.

День обещал быть ясным, и побратимы увидели восход во всей красе. Поднявшись на мраморные ступеньки, они любовались красками — от малиновой до оранжевой, — залившими небосвод.

Как только солнце оторвалось от горизонта, послышались цокот копыт и погромыхивание колес по мостовой. Со стороны улицы Мсса прикатила колесница. Ее сопровождали несколько всадников.

Из колесницы вышел Трифон. Он был точен.

Глеб не ожидал увидеть его так скоро. Глеб думал, что, как любой из господ, Трифон опоздает. И Глеб не думал увидеть его таким: без доспехов, с непокрытой головой.

Начальник константинопольской стражи тоже с удовольствием отметил, что противник его уже здесь.

На поясе у Трифона висел средних размеров меч с обычной деревянной рукоятью. А запястья были зачем-то перетянуты широкими ремнями. Глеба удивили эти ремни. И еще он подумал: неужели столь значительный господин не может позволить себе иметь меч с серебряной рукоятью?

Кивнув друг другу вместо приветствия, они прошли на Ипподром. Побратимы и стражники шли за ними.

Глеб мимоходом обратил внимание, что Трифон на голову ниже его и что телосложение его трудно назвать мощным. Трифон был сухой, жилистый. И Глеб подумал: наверное, быстрый.

Широкий вырез рубахи открывал крепкую шею Трифона, выступающие ключицы, мускулистую грудь. Глеб удивился: грудь этого человека была вся в шрамах. И решил, что Трифон либо всегда пропускает удар, нацеленный в грудь, либо в жизни своей очень много сражался. Но второе не очень пугало Глеба, ибо он тоже сражался немало, несмотря на свои молодые годы.

Недалеко от трибун сразу за беговой дорожкой Глеб заметил площадку, действительно присыпанную опилками. К этой площадке они вдвоем и направились. Все остальные расселись на скамьях.

Когда Глеб и Трифон стали друг против друга и обнажили мечи, Трифон вдруг спросил: