Читать книгу "Черепаший вальс - Катрин Панколь"

Чудной какой-то тип, подумал мсье Сандоз. Чистый жук. Вид мрачный, почти зловещий. Что-то тихо говорит элегантному красавцу и вроде бы недоволен. У этих двоих тоже есть секрет, может быть, даже один на двоих. Они похожи на заговорщиков и, по-видимому, понимают друг друга без слов.

— Вы забыли мой кофе! — окликнул красавец Валери: та возвращалась с сосисками и чашечкой кофе, неся их в одной руке.

— Одну минутку! Уже иду! — ответила та, поставив блюдо перед мсье Сандозом и в последний момент подхватив едва не упавшую чашку кофе.

Мсье Сандоз улыбнулся, восхищенный ее ловкостью.

— Какая вы сильная! — сказал он.

— Это называется профессионализм, — сказала девушка, поворачиваясь к красавцу, нервно требующему кофе.

— Как бы то ни было, я поражен!

— Были бы все такие, как вы! А то попадаются такие зануды… Вон как тот, например, — добавила она, открывая в улыбке белоснежные зубы.

— Вы всегда такая веселая? — продолжал мсье Сандоз, не сводя с нее глаз.

Она улыбнулась — ласково, почти по-матерински. Прядь волос упала на глаза, она откинула ее движением головы.

— Открою вам секрет: я влюблена!

— Мадемуазель! В конце-то концов! Это недопустимо! — вскричал красавец, размахивая руками.

— Иду, иду… бегу, — сказала официантка, выпрямляясь и удерживая в равновесии чашку кофе. — А когда ты влюблен, видишь жизнь в розовом свете, правда?

— Это точно, — ответил мсье Сандоз. — Особенно когда взаимно…

Ифигения, казалось, не замечала его пылких взглядов. Когда он хотел с ней поговорить о них двоих, она быстро переводила разговор на отвертки, гвозди и кисти. Если он поддавался искушению и разглаживал пальцем морщинку на лбу Ифигении, та, увернувшись, убегала выносить мусор или мыть лестничные площадки. Он предпринимал робкие атаки, а она, казалось, не обращала на них внимания. В общем, мсье Сандоз прикрыл салфеткой белую рубашку, отрезал кусочек сосиски и поднес вилку ко рту, продолжая следить глазами за Валери. Та с чашкой кофе в руках приближалась к столику, где сидели красавец и стрекоза.

В этот момент какая-то женщина резко отодвинула стул и налетела на официантку так, что та чуть не упала. Кофе опрокинулся, забрызгав белый плащ элегантного господина; тот подскочил на стуле как ужаленный.

— Простите, мне очень жаль, — сказала Валери, схватив полотенце, висевшее у нее на плече. — Я не видела, как встала та дама и…

Она пыталась отчистить рукав от кофейных пятен: наклонившись, изо всех сил терла ткань.

— Вы меня обварили! — в ярости завопил красавец, выпрямившись во весь свой немалый рост.

— Ну уж не преувеличивайте… Я же извинилась!

— И к тому же вы мне нахамили!

— Я вам не хамила. Я принесла свои извинения…

— Весьма жалкие извинения!

— Но ведь никакой трагедии не случилось! Я же говорю, я не заметила ту даму…

— А я вам говорю, что вы мне нахамили!

— Ой-ой-ой, бедняжка… Зачем же так нервничать? У вас что, других проблем в жизни нет? Отнесете плащ в химчистку, вам это ни гроша не будет стоить! На то существует страховка!

Элегантный господин кипел от возмущения. Призывал в свидетели стрекозу, который, казалось, смотрел на Валери с искрой вожделения на своем пергаментном лице: должно быть, оценил красоту женщины в гневе. Официантка горячилась, ее бледные щеки порозовели. Рассердившись, она действительно стала еще красивее. Что она знала о жизни в свои двадцать лет? Да, она умела за себя постоять — но с каким юношеским пылом! И красавец, похоже, смутился.

Он встал, сунул плащ под мышку и направился к выходу, предоставив стрекозе разбираться со счетом.

— Ну и ладно… вот придурок! Я же сказала, у нас есть страховка! — повторила Валери, глядя ему вслед. — Честное слово, придурок!

Мсье Сандозу показалось, что красавец сейчас ее ударит. Он уж было замахнулся, но сдержался и, сплюнув от негодования, вышел на улицу.

Стрекоза остался на месте, дожидаясь счета. Когда Валери положила его на стол, он погладил ее руку своими длинными костлявыми пальцами.

— Скажите, какой похотливый Дракула выискался! И ты туда же! — вскричала она, испепелив его взглядом.

Он повесил нос, сделав вид, что огорчен, и испарился.

— Фу ты ну ты! Один другого хлеще! Все клинья подбивают, и хоть бы кто разрешения спросил!

Мсье Сандоз улыбнулся. Многие, наверное, к ней «подбивают клинья».

Он еще немного полюбовался ею. Она носила серебряные кольца на всех пальцах, получалось что-то вроде американского кастета. Чтобы защищаться? Отгонять назойливых клиентов? Двое мужчин у барной стойки тоже наблюдали за ней, и когда она подошла, поздравили ее с победой. Мсье Сандоз попробовал пюре: почти холодное; он поспешил доесть, пока совсем не остыло. Пюре было не настоящее, порошковое, а оно, как прекрасно знал мсье Сандоз, очень быстро превращается в замазку.

Когда он в свою очередь поднял руку, чтобы попросить кофе и счет, зал почти опустел. Официантка подошла, стараясь на этот раз ничего не опрокинуть.

— И часто у вас так? — спросил он, шаря в кармане в поисках мелочи.

— Уж не знаю, что в Париже с людьми творится — все такие нервные!

— А вы не здешняя?

— Нет! — воскликнула она; на ее лице снова заиграла улыбка. — Я из провинции, а в провинции, уж поверьте, никто так не кипятится. Там все делают не спеша.

— Зачем же вы сюда, к психам, приехали?

— Я хочу быть актрисой, работаю, чтобы оплатить уроки актерского мастерства… А ту парочку я давно приметила, вечно спешат, вечно всем недовольны, и ни гроша чаевых не дождешься! Словно я им прислуга!

Она поежилась, и ее счастливая улыбка снова испарилась.

— Да ладно! Ничего страшного… — сказал мсье Сандоз.

— Вы правы! — сказала она. — Вообще-то Париж красивый город, если не обращать внимания на людей!

Мсье Сандоз встал. Оставил на столе бумажку в пять евро. Она поблагодарила его широкой улыбкой.

— Ой, ну уж вы… Вы примирили меня с мужчинами! Потому что — открою вам другой секрет — не люблю я мужчин!

— Ну и как? Она тебе ответила? — спросила Дотти.

Сегодня вечером они собрались в оперу.

Прежде чем пойти к Дотти, он поужинал с Александром. «Звонила мама, она в пятницу хочет приехать, просила, чтобы ты ей перезвонил», — сказал сын, не поднимая глаз от прожаренного бифштекса и аккуратно отодвигая в сторону ломтики жареного картофеля. Бифштекс он ел из чувства долга, а свою любимую картошку оставлял напоследок.

— А-а… — протянул Филипп, застигнутый врасплох. — У нас были какие-нибудь планы на выходные?