Читать книгу "Светлячок надежды - Кристин Ханна"

– Знаешь, у девушек бывают дети, – прошептала я. – Доказательство.

Он отступил и захлопнул за собой дверь. Больше он ко мне не приходил, но еще не раз причинял мне боль. Достаточно было одного моего взгляда, чтобы он меня ударил. Теперь я каждую ночь лежала в постели, волновалась, ждала, гадала, когда он передумает и вновь примется за старое.

После возвращения из санатория в школе тоже стало хуже.

Тем не менее я это пережила. Ходила с опущенной головой, не обращая внимания на тыканье пальцем и насмешки. Моя репутация была погублена, и все это знали. Как ни странно, меня это устраивало. Больше не нужно было притворяться.

Моя мать просто не могла меня видеть – такую, какой я стала. Мешковатая одежда, нечесаные волосы, безразличный взгляд. Когда я попадалась ей на глаза, она поджимала губы и бормотала:

– Фу, Дороти Джин. Неужели у тебя совсем нет гордости?

Но мне было удобно чувствовать себя посторонней. Так я видела все гораздо яснее.

Мы жили в Калифорнии, на границе нового мира, в конце «десятилетия пластика». Пригороды разрастались; рождалась американская мечта. Все было новеньким, чистым, ухоженным. У нас появлялись торговые центры с крышами из «Страны будущего» и закусочные, обслуживающие клиентов в автомобилях. Став отверженной, я видела все с той ясностью, которую дает дистанция. До этого в школе я не замечала разные группировки парней и девушек. В одних были «стильные» дети – крутые ребята, одетые по последней моде, выдувающие пузыри жевательной резинки и в субботу вечером разъезжающие на сверкающих машинах своих родителей. Их веселые и шумные компании собирались в баре, они ночами катались по улицам, размахивали руками, громко переговаривались и смеялись. Этих детей любили учителя – парней, которые приносили победные очки в футболе, и девчонок, которые рассуждали о поступлении в колледж и транжирили родительские деньги. Они не нарушали правил или, по меньшей мере, делали вид; мне они казались непробиваемыми, их кожа и сердца были неуязвимы для боли, которая терзала меня саму.

Но в седьмом классе, ближе к весне, я начала замечать других ребят – тех, кого раньше в упор не видела, ребят из низов. Они были невидимыми, вроде меня, а потом вдруг заполонили все – одеты, как Джеймс Дин в фильме «Бунтарь без идеала», черные волосы блестят от бриолина, в рукавах футболок пачки сигарет, черные куртки и глухие свитера.

Сначала мы называли их бандитами, потом «гризерами». Это считалось оскорблением, но они лишь улыбались, курили свои сигареты и высмеивали «чистюль». Ходили слухи, что они участвуют в потасовках и нападениях.

Однажды в безжалостной драке был убит «хороший» парень, и наш поселок взорвался такой бешеной, уродливой злобой, о существовании которой я даже не догадывалась.

Но я ее понимала – эту злобу. До тех пор пока она не разлилась в воздухе, заражая всех, я не осознавала, насколько озлобленной была сама. Но я, как обычно, держала все в себе. Перемещаясь по школьным коридорам – одинокая в толпе соучеников, прижав книги к груди, – я слышала, как ребята в черных куртках кричат: «Идите сюда, цыпочки», – девчонкам в плиссированных юбках, а те злятся и ускоряют шаг, хотя их взгляды полны презрения.

Я помню, как в понедельник, после того страшного случая, я сидела на занятиях по домоводству и слушала занудные рассуждения миссис Пибоди о том, что молодой хозяйке необходимо иметь в доме запас продуктов. Она прямо-таки сияла, вдалбливая нам это. Как произвести впечатление на нежданных гостей, имея в холодильнике лишь венские сосиски и салатную зелень. Она обещала научить нас готовить изысканный белый соус – не помню из чего.

Я почти не слушала. Кому все это нужно? Разве что «стильным» девочкам – тем, кто носит красивые тонкие пуловеры и встряхивает головой, как лошадь на старте, чтобы распушить волосы. Они сидели очень серьезные и старательно все записывали.

Когда прозвенел звонок, я вышла в коридор последней. Так удобнее. Любимчики обычно не дают себе труда оглядываться.

Я осторожно пробиралась по минному полю, в которое превращаются школьные коридоры для таких, как я.

У меня было ощущение, что я двигаюсь в потоке транспорта, только весь этот шум создавали не машины, а заводилы, которые говорили все одновременно, насмехаясь надо всеми, кто попадал в поле их зрения.

На негнущихся ногах я направилась к своему шкафчику, и голоса за моей спиной стали громче. Неподалеку, у фонтанчика для питья, стояла Джуди Морган в окружении подружек с пышными прическами – группа поддержки. Ее накладной воротник украшала золотая булавка.

– Привет, Харт, приятно видеть, что волосы у тебя опять отрастают.

Щеки у меня зарделись от смущения. Опустив голову, я возилась с замком у шкафчика.

Потом внезапно наступила тишина, и я почувствовала, что за моей спиной кто-то стоит. Я повернулась.

Парень был высоким и широкоплечим, с черными кудрявыми волосами, которые не понравились бы моей матери. Он зачесывал волосы назад, но сладить с ними все равно было трудно. Смуглая кожа, белые зубы и квадратный подбородок. Белая футболка и потертые джинсы. В одной руке небрежно зажата черная кожаная куртка, ее рукава волочились по полу. Из подвернутого рукава футболки он вынул пачку сигарет.

– Тебе ведь плевать, что думает эта сучка. Да?

Он закурил прямо в коридоре. От вида тлеющего кончика сигареты меня охватил страх, меня словно парализовало – я не могла отвести взгляда.

– Она чокнутая, – сказала Джуди. – Как раз для тебя, гризер.

Директор Монро в спешке пробиралась сквозь толпу, дула в свой серебряный свисток и приказывала всем разойтись по классным комнатам.

Парень дотронулся до моего подбородка, заставил посмотреть ему в глаза, и я словно увидела его совсем в другом свете. Просто мальчишка с зачесанными назад черными волосами, курящий сигарету в школьном коридоре.

– Раф Монтойя, – сказал он.

– Дороти Джин, – выдавила из себя я.

– По мне, Дороти, так ты не похожа на чокнутую. А сама ты как думаешь?

Он был первым, кто спросил меня всерьез, и моим первым желанием было солгать. Но потом я увидела, как он на меня смотрит, и сказала:

– Возможно.

Такой печальной улыбки я давно не видела, и от нее у меня защемило в груди.

– Это значит, что тебе не плевать, Дороти.

Прежде чем я успела ответить, директор Монро уже подхватила меня под руку, оттащила от Рафа и потянула за собой по коридору. Я заковыляла рядом с ней.

В то время я почти ничего не знала о жизни, но одно я поняла: приличные девочки с ранчо «Фламинго» не должны разговаривать с парнями со смуглой кожей и фамилией Монтойя.

Но с той секунды, как я его увидела, все мои мысли были только о нем.

Это может показаться смешным, но Рафаэль Монтойя несколькими словами изменил мою жизнь. Это значит, что тебе не плевать.