Читать книгу "Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева"

– Девочки, девочки, что было! Иду вчера в девять вечера поулице, смотрю – мама родная! – наш Лапушкин из второй солдатской палаты. Безвсякой формы куда-то потелепался! Халат короткий, кальсоны из-под неговыглядывают, в носки заправлены, на ногах тапки, на палочку опирается и, какгусь лапчатый, шлеп-шлеп тапками в конец улицы. На голове, девчонки, бумажнаяшапка – ну, из газеты. «Лапушкин, – говорю, – куда ж ты поковылял, родненький?!Февраль на дворе! Простудишься! Да и посмотри на себя! Не знать, что ты изнашего госпиталя, так ведь можно подумать, что из психушки на Ульяновскойсбежал!» А он: «Ха-ха-ха! Ничего, Валюша, психушка вон где, а госпиталь вонгде. Я к родне в гости иду. Меня там и такого принимают, не брезгуют, какнекоторые!» И пошлепал дальше. Ну в точности гусь лапчатый! – взвизгнула отсмеха Валентина.

Палатная сестра Марта Казимировна прыснула в свою кружку иобрызгалась чаем.

– Понятно, – сказала она, утерев щеки. – А я думаю, отчего унего около раны краснота то и дело появляется, причем совершенно без причины.Повязка, значит, при ходьбе съезжает – и раны травмирует. Мы их лечим, лечим, аони… Вчера смотрю – на партах Петя Славин сидит. Увидел меня – да так и замер!Я ему: «Славин! Неужели тебе девок мало в госпитале?! А ну спускайся!» Слез ислова не сказал, а то было бы, как со Стрижикозой…

В одном из углов госпитального двора несколько проселастарая каменная ограда. Перебраться через нее, даже с костылем, легко. Начмедвелел тот угол заставить старыми школьными партами (в соседнем здании, бывшейшколе, тоже готовились разместить госпиталь, поэтому всю лишнюю мебель выносиливон) и еще поверху колючей проволокой заплести. Не помогало и это. Лазили черезних и офицеры, и рядовые, и все, кому не лень!

Однажды туда деловито направился после ужина раненый изпалаты для выздоравливающих по фамилии Стрижикоза. На ту пору случилась водворе старшая сестра. Не заметив ее, раненый, чуть покряхтывая и волочакостыль, начал взбираться на парты.

Наталья Николаевна так и полетела к нему:

– Стой, Стрижикоза!

Успела схватить за полу халата. Но завязки развязались,халат повис на проволоке, а Стрижикоза, оставшийся в одном белье сгоспитальными черными, линялыми клеймами, замахал сверху костылем:

– Дома мужа своего держи, когда к другой пойдет, а намурядники тут не нужны!

Наталья Николаевна, муж которой погиб в самом начале войны вЗападной Украине, с такой силой рванула халат, что он повис полосами, но сколючек не сорвался.

– Ах ты, козий парикмахер! – погрозила она кулаком и ушла.

Пришлось Стрижикозе возвращаться через проходную – непойдешь же по улице в одном белье! Был он злой, как пес, и отныне воротилфизиономию, стоило столкнуться со старшей сестрой.

– Наталья Николаевна, а почему он – козий парикмахер? –спросила тогда Ольга.

– Так ведь стрижи-коза! – пояснила та. – Его в палате всетак зовут. Ох, не любит!

«Козьего парикмахера» довольно скоро выписали. Начмед Ионовсправедливо рассудил, что если у него хватает сил лазить по заборам, то хватити винтовку держать. Ионов был верен своему принципу: нечего холить! Во всемвиноватым он считал не столько раненых, сколько медперсонал, который, по егомнению, излишне нежил раненых и задерживал представления на выписку.

– Да бог с ним, со Стрижикозой, – сказала медсестра тетяФая. – А вот коли Петя Славин на парты полез… Как же вы, барышни, допустили,что от вас такой кавалер на сторону косит?

Никто ничего не сказал. Медсестра тетя Фая переглянулась сМартой Казимировной и усмехнулась. Лица остальных сестер приняли унылоевыражение.

Ольга, которая уже напилась чаю и отсчитывала чистыепростыни, собираясь пойти переменить белье на освободившихся койках в пятойпалате, тихонько усмехнулась, прижав к себе белую, пахнущую стиркой стопку.

Петр Славин – тот самый раненый с «Александра Бородина»,эвакуированный из Мазуровки вместе с Ольгой, – был настоящим идолом госпиталя.Такое впечатление, все сестрички и санитарки были в него влюблены – всепоголовно. Друг с дружкой они соперничали, откровенно скандалили и наперебойпытались завоевать благосклонность своего идола, принося ему домашние пирожкииз серой муки с черемухой или с картошкой, собственноручно связанные изобрывков разноцветных ниток пестрые носки или художественно штопая Петины кальсоны.Они соперничали за право делать ему перевязки. Они старательно хаяли перед нимподарки, таланты и рукомесло других обожательниц-соперниц, рассказывали о нихжуткие лживые истории, однако стоило им узнать, что есть на свете девушка,которая остается равнодушной к Петру и его достоинствам, как они немедленностали подозревать что-то нечистое. Ольгу, для которой Петр с самого начала какбыл просто раненым , так им и оставался, они подозревали в притворстве: мол,она морочит головы другим влюбленным девушкам, прикидываясь равнодушной кПетру, на самом же деле только и выискивает способ их как-нибудь обойти,обставить, завладеть их идолом и, словно лиса петуха в известной сказке,утащить его за горы, за леса, в свою нору… или хотя бы в перевязочную, чтобы какможно скорей произвести там с ним пресловутую «раскрутку».