Читать книгу "Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К - Макс Фрай"

Но я, ясен пень, молчу, прячу глаза да скалюсь приветливо, как японский турист. Только фотокамерой не щелкаю, благо отщелкал уже, кажется, свою норму, забыто.

Франк видит, что толку от меня – чуть, и снова обращается к Маше.

– Ты-то хоть понимаешь, о чем я толкую?

– Да… Наверное. Мне не раз казалось, будто я делаю что-то не то. При этом все хорошо, все в порядке, все получается, мною довольны, меня хвалят, я – лучше всех… а все равно – не то! Но бывало и так, что мне грустно, и все валится из рук, и хочется спать по двадцать часов в сутки, потому что бодрствование не сулит особых радостей, но при этом на сердце легко и покойно, в глубине души я знаю: все правильно, все идет по плану, так и надо.

– И сейчас ты испытываешь сходное чувство, – не спрашивает, а утверждает старик.

– Да, – Маша адресует мне восхищенный взгляд. – Как же славно, что ты меня сюда привел!

Я по-прежнему ничего не понимаю, но на всякий случай радуюсь. Выходит, и правда хорошо, что я позвал ее с собой. Значит, все путем. Просто замечательно.

Но мне почему-то не только радостно, но и страшно. Я спокоен и готов ко всему, а ладони холодные, влажные. Пальцы дрожат. У меня храброе сердце и противные трусливые лапки. Так бывает.

– Там, – Франк небрежно указывает ей на дверь, – ты встретишь еще немало старых друзей. Лучшие из твоих воспоминаний бродят по этому дому, прочим же сюда дорога заказана. Ступай к гостям, они тебя ждут.

– А как же?.. – Маша обнимает меня за плечи и выразительно смотрит на старика. Поскольку тот хранит молчание, она торопливо добавляет: – Мы ведь вместе пришли.

– Ну разумеется, вы пришли сюда вместе. Иначе и быть не могло, – ласково подтверждает Франк. – Но нам с Максом предстоит еще один разговор, долгий, смешной и страшный. И не для твоих ушек. До сегодняшнего дня он не знал о тебе ничего, а ты о нем – почти все; теперь же будет наоборот. В этом доме ты – как на ладони, а у него полным-полно тайн. Куда больше, чем он готов хранить.

– Ладно, – легко соглашается Маша. – Секретничайте, святое дело.

Она встает и выходит из комнаты. Я так и не успел ее удержать; впрочем, сейчас я бы и не смог, пожалуй. Мы с Франком остаемся наедине, и я не знаю, хорошая ли это новость.

З

92. Заратуштра

…в «Гатах», приписываемых Заратуштре, сохранилась молитва-сетование, обращенная к Ахурамазде, – «Куда бежать?».

– С нею все будет в порядке? – строго спрашиваю старика.

Тот хохочет.

– С Машей-то? Ни в коем случае. С нею все будет в хаосе, это я тебе обещаю… Да не корчи ты рожу свирепую! Шучу я, шучу. В этом доме, знаешь ли, слово «порядок» считается непристойным, только и всего.

Тоже мне Принц Хаоса выискался…

– Но ее никто не обидит? – уточняю, не желая ввязываться в амберскую дискуссию о Хаосе и Порядке прежде, чем с моего сердца будет убран сей тяжкий валун.

– Машу непросто обидеть, уж поверь мне на слово, – Франк наконец серьезен. – К тому же она в этом доме, можно сказать, «своя». Ее здесь ждали. Тебя, впрочем, тоже. Но теперь я вижу, что тебя ждали напрасно.

– Почему? – спрашиваю, чувствуя, как поднимается к горлу тошнотворная волна паники. – Я ведь здесь.

– Здесь-то здесь… Здесь, да не весь. Весь где-то есть, да только не здесь, – Франк говорит нараспев, в точности как старушка из давешнего зачарованного сада. Словно хочет меня убаюкать.

Да только я не готов убаюкиваться. Моя девушка ушла одна, отправилась без меня бродить по этому странному дому, а я зачем-то остался наедине с лукавым оборотнем, меняющим облики проворнее, чем иной человек – выражение лица. Почему остался – непонятно, но уж, по крайней мере, не для того, чтобы спать и видеть сны. Нет уж!

– Не нужно меня гипнотизировать, – говорю сердито. – Давайте как-нибудь без авангардной поэзии обойдемся, ладно? У меня мышление конкретное, как у собаки, меня даже трава не вставляет; со мною следует говорить короткими простыми фразами, как с клиническим идиотом. В противном случае я ничего не пойму. И буду бегать по вашим коридорам, Машу искать. Орать буду: «Поехали домой, мне тут страшно!» И какими глазами станут смотреть на вас ваши гости, после такого-то концерта?

– Ну, положим, гости мои ничего не услышат. И до Маши ты вряд ли докричишься. А побегать – что ж, можешь и побегать, если захочется. Все можно, ничего не возбраняется, но и польза практическая от детских выходок не гарантируется.

Франк смотрит на меня пристально, не мигая. В его глазах я не нахожу ни сочувствия, ни злорадства, ни насмешки; строго говоря, у его глаз вообще нет выражения. Зрачки чернеют, как проруби в светлых ледяных озерцах, – вот и весь пейзаж. Не взгляд, а лишь искусная его имитация. И все же я откуда-то знаю, что Франк на моей стороне. Что нет во всем мире существа, которое могло бы отнестись ко мне с бóльшим интересом и пониманием, чем этот незнакомец. И не его вина, если мой встревоженный разум спешно возводит меж нами стену отчуждения и недоверия, ледяной фундамент которой, впрочем, тут же тает от дружеской улыбки старого хитреца.

– Идем, – покровительственно говорит Франк. – Для начала я покажу тебе дом; вернее, ту его часть, которая захочет тебе открыться. Видишь ли, дом этот – единственный в своем роде, поскольку построен на заброшенном пустыре между мирами, на перекрестке судеб, на границе сбывшегося и несбывшегося. Осмотреть его за один прием до сих пор никому не удавалось. Добро пожаловать!

Ныряю за ним в длинный полутемный коридор. Потолка здесь то ли вовсе нет, то ли он прозрачен, как в теплице: где-то высоко над нашими головами мигают бледные звезды. Однако стены имеются, и пол деревянный, скрипучий, как и положено в таком старом доме. Нервно оглядываюсь в поисках выхода на улицу. Чтобы знать, куда бежать в случае чего. Но глаза мои еще не привыкли к темноте, и поэтому никаких дверей, кроме той, из которой мы только что вышли, я не вижу. То есть я надеюсь, что именно поэтому.

Мне хочется так думать.

93. Зекуатха

По представлениям причерноморских адыгов, Зекуатха все время куда-нибудь едет.

– А выйти-то отсюда можно? – спрашиваю наконец.

– И выйти можно, отчего же нет? Если уж ты смог войти, значит, и выйдешь благополучно, дурное дело нехитрое… Но на твоем месте я бы задал другой, более актуальный вопрос: можно ли здесь остаться? Ты пока не знаешь, но однажды вспомнишь, что стремился сюда всю жизнь, с того момента, когда издал первый свой вопль в комнате с низким потолком, кафельным полом и серыми стенами. Именно так выглядело родильное отделение в больнице, куда привезли твою маму. И оно тебе, смею заверить, очень не понравилось. Возможно, когда-нибудь тебе удастся восстановить в памяти сей драматический эпизод, и ты со мною согласишься. А возможно, у тебя ничего не выйдет, и тогда ты волен думать, будто я просто морочил тебе голову…