Читать книгу "Смерть миссис Вестуэй - Рут Уэйр"

Но на этот раз подпись насторожила. Ал. С какой стати? Хэл ломала голову, пока до нее вдруг не дошло – запись в мамином дневнике. Мод называла брата Алом. Тогда она не обратила на это внимания, но теперь все приобрело смысл.

Она пролистала альбом вперед, все быстрее переворачивая фотографии Абеля-карапуза, идущего по пляжу, играющего в мяч, на каникулах во Франции, а может, и в Италии; вот Хардинг и Абель с серьезными лицами на ступенях какой-то европейской церкви с мороженым в кулачках; вот семейное Рождество, а потом…

Два спеленатых младенца рядышком. Маргарида Мириам (сл.) и Эзра Дэниел, два дня от роду.

Дети спали, и, поскольку глаза их были закрыты, без подписи Хэл не смогла бы определить, кто из них кто. Как странно, близнецы, которые были так похожи друг на друга в детстве, выросли такими разными. Лица на фото такие мирные, головы повернуты друг к другу, как в материнской утробе, никаких признаков разногласий, страданий, которые ждут их в будущем.

Мод. Хэл смотрела на спокойное маленькое личико – спящий херувим.

Где ты, Мод? Жива? Бежала? Прячешься? Но как же ты могла так поступить, как могла много лет причинять такую боль своим братьям, в том числе близнецу?

Хэл перевернула страницу и увидела Мод. Толстоногий карапуз толкает по ковру деревянную собачку с облезшей краской, а рядом Эзра, улыбаясь беззубым ртом, играет с огромным медвежонком. Хэл покачала головой, вспомнив слова Абеля о том, что Эзра всегда был любимчиком матери.

Она уже собиралась пролистать дальше, посмотреть другие фотографии Мод, но вдруг стало мучительно продолжать, мучительно смотреть, как растет эта маленькая девочка, приближаясь к небытию – и не важно, какого рода. Хэл вздохнула и закрыла альбом, сдавив глаза пальцами, чтобы отогнать боль в голове, в сердце.

Она искала ответы, но глупо полагать, что они тут. Нужно поставить альбом на место, вернуться в постель, уснуть и, последовав совету Эзры, забыть прошлое, оставить идиотские безудержные потуги выяснить, что произошло много лет назад.

Но кто все-таки недавно брал этот альбом? Кто-то из братьев? Или Эдвард? Он, правда, только приехал, но у него как раз было время. Миссис Уоррен? Это тоже наводит на подозрения.

Одно несомненно: правды о маме на этих страницах не найти. Если только…

Хэл замерла – ее посетила мысль, которую она не могла отогнать. Потом открыла глаза и с трудом сфокусировала взгляд на ярко-желтой обложке на столе. Еще раз взяла альбом в руки и медленно начала перелистывать страницы. Живот свело от неизвестности, страха перед тем, что она сейчас увидит.

Подтверждение пришло не сразу, не от одной какой-то фотографии. Все они собрались в фокус, подобно тому, как на свету проявляется поляроидное фото – из бесформенной мути постепенно возникают очертания.

Сначала круглое, младенческое лицо; потом оно заостряется в мучительно знакомые черты, а детские голубые глаза темнеют до черных. Конечности удлиняются, кожа бронзовеет, открытое и доверчивое лицо медленно застывает.

И наконец последняя фотография в альбоме: Близнецы, день рождения, 11 лет. С бумаги из-под темной мохнатой челки на Хэл смотрели темные глаза, в которых отражались свечи. Она была так похожа на брата, что Хэл удивилась, как умудрилась не заметить этого раньше.

Маргарида. Мод. Мать Хэл.

Глава 45

Если бы Хэл не сидела в кресле, она бы сейчас в него рухнула.

Ее мама – Мод. Мод. Нет другого объяснения. Девочка с этих фотографий, близнец Эзры, которая росла вместе с ним в Трепассене, – мать Хэл. Ошибки быть не может.

И все-таки – как же это объяснить?

Это должно быть правдой. Фотографии в альбоме не могут врать. Она видела лицо мамы, взрослеющее у нее на глазах. Страница за страницей, с младенчества до первых школьных лет, до подросткового возраста – Хэл видела, как подрастала женщина, которую она знала до боли хорошо. Ее мать – не Мэгги. А это значит… Это значит, что Эстер Вестуэй ее бабка. А это, в свою очередь, значит, что завещание действительно.

Ну а как же метрика? Дневник? Как?..

И тут до Хэл дошло – будто яркая луна вышла из-за облака. Все объекты, которые представляли собой бесформенную черную массу в облачном мраке, осветились, заняв свои места в пейзаже, который внезапно приобрел смысл. Она, правда, не уверена. Но если так… Если так, то последнее время она все видела вверх ногами. Если так, то все иначе, чем она думала раньше. Если так, то произошла ужасная, ужасная ошибка.

Снег за окном все падал, и, продолжая переворачивать страницы, Хэл поплотнее запахнула пальто. Но дрожала она не только от холода. Ее вдруг накрыло дурное предчувствие – важности тайн прошлого, неудержимости той плотины, которую она намеревалась прорвать. Потоп.

На этот раз, перелистывая поблекшие фотографии, покрытые пожелтевшим защитным пластиком, она не испытывала ни удивления, ни тоски. На этот раз у нее было такое ощущение, будто она погружается в кроличью нору, ведущую в прошлое.

Потому что ребенок на фотографиях, который смеется, играет со своим братом-близнецом в имении Трепассен, – не тетка Хэл. Это ее мама – темные глаза безошибочно похожи на глаза Хэл. Но это не глаза Хэл.

А это означало, что Мэгги – девушка, которая приехала в Трепассен, которая вела дневник, а потом забеременела, убежала и исчезла, – ей незнакома. И все-таки она дочь Мэгги. Другого объяснения нет. Какие бы арифметические действия Хэл ни производила в голове, результат был неизменным: Мод не могла быть беременна к моменту рождения Хэл. А Мэгги была беременна.

Существовала только одна возможность, и она была открыта ей с того самого момента, как Хэл распечатала письмо Тресвика. Но она была слепа и не увидела ее.

Мама Хэл, женщина, которая ее любила, воспитывала, заботилась о ней, не та женщина, которая ее родила.

Но что же случилось? Как это случилось?

Хэл положила голову на руки. Она будто несла груз – невероятно тяжелый и столь же хрупкий и опасный. Будто шла по тонкому канату, а в руках у нее бомба, тихонько тикающая и готовая взорваться в любой момент.

Потому что если она права, то… Однако не стоит бежать впереди паровоза.

Не торопись, услышала она голос мамы. Выстраивай свою историю. Излагай последовательно – карту за картой.

Ладно, карту за картой. Так. Что ей известно наверняка?

Известно, что Мэгги сбежала – это явствовало из дневника и писем. Мод помогла ей сбежать в январе или феврале, и они обе приехали в Брайтон, где собирались поселиться вместе. Там, в мирной, покойной маленькой квартирке, Мэгги дала жизнь своей дочери, а Мод… Мод не могла вернуться домой. Лиззи доходчиво это объяснила. Уехав, она больше не видела своих родных. Значит, в ожидании осени, когда наконец можно будет приступить к работе в Оксфорде, Мод, прижимая к груди письмо о зачислении на работу, оставалась с кузиной и, пока та сидела с ребенком, устроилась гадалкой на пирсе.